Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании - [4]
Впрочем, для нас, сегодняшних, важно даже не содержание их диспута, а его результат, высеченный затем на стенах Храма Аполлона и дошедший до наших дней. Ведь результатом беседы семи мудрецов стало понимание того, с чего следует начинать преодоление постигших их родину бедствий. Так что, когда опустилась пыль из-под сандалий спускающихся по горной дороге мудрецов, свои инструменты взяли в руки каменотесы. И высекли на стене Храма результат их диспута: "ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ".
Вот с этим мудрым напутствием и начнем мы с Вами наше плавание в волнах политической философии. Не восхвалять, не проклинать, но понимать!
1. Предыстория афинской тирании
Большинство политических сведений об этой эпохе мы черпаем из чуть ли не единственного дошедшего до нас исторического источника, "Афинской политии" Аристотеля и его же "Политики". Нет, есть еще, конечно же, и биография Солона у Плутарха в "Сравнительных жизнеописаниях". Но это, все же, больше биография и в значительно меньшей степени политическая аналитика. Так что, именно Аристотель — наш гид в сегодняшнем расследовании. И пусть труд Стагирита отстоит от описываемых им событий более, чем на два столетия, более ранних и столь же подробных описаний политического кризиса Афинской республики VI в. до н. э. до нас просто не дошло.
Что же пишет Аристотель о временах, предшествующих политическим реформам Солона и следующей за ними тирании Писистрата? "Вообще государственный строй был олигархический", — читаем мы во втором параграфе главы "Древнейший государственный строй"[7]. Для нас с вами, не понаслышке знающих все прелести олигархического государственного строя, не станет откровением описание повседневной политической напряженности в Афинах этого времени. "В течение долгого времени происходили раздоры между знатью и народом", — доносит ее до нас Аристотель.
Что же не поделили народ и знать? Не так уж и мало — жизнь и свободу большинства граждан Афин. "Главное было то, — пишет Аристотель, — что бедные находились в порабощении не только сами, но также и дети и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, потому что на таких арендных условиях обрабатывали поля богачей. Вся же вообще земля была в руках немногих".
Здесь следует дать некоторые пояснения.
Дело в том, что земля в описываемое время еще не могла быть предметом купли-продажи. Она была собственностью рода. Земельные участки могли лишь передаваться по наследству в семье. Они и передавались, дробясь среди нескольких наследников и мельчая при этом. Очень быстро наступил момент, кода величина земельных участков уже не могла прокормить семью. В то же время, продать участок и заняться чем-то другим было нельзя. То есть, заняться-то было можно, а вот продать участок, чтобы вложить деньги в новое дело — нельзя.
Поэтому большинство афинян пытались изо всех сил выжить, кормясь со своих, с каждым поколением мельчающих, участков. Поскольку выжить было невозможно, брали в долг, прежде всего — посевной материал для будущего урожая. Единственным залогом под ссуду был сам участок. И к концу описываемого периода фактически все земельные участки в Аттике покрылись ипотечными камнями, свидетельствующими, что данный участок заложен по ссуде.
А дальше все просто. Поскольку отчуждать участок в свою пользу кредитор не мог — земля есть собственность рода — должник оставался на земле, но трудился уже как арендатор, отдавая, то ли одну шестую часть урожая, то ли пять шестых[8] кредитору.
Дальше — еще проще. Поскольку остающимся в распоряжении арендатора урожаем прокормиться было просто невозможно, он брал новые ссуды, но уже под залог самого себя (самозаклад) и своей семьи. Подходил срок уплаты, и кредитор отводил должника вместе со все семьей на рабский рынок. В качестве товара, естественно. Как говорят сегодняшние правильные пацаны, нормальная схема получилась.
Вот об этом, обо всем, и пишет Аристотель в "Афинской политии": "При этом, если эти бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих и детей. Да и ссуды у всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона. Он первый сделался простатом[9] народа. Конечно, из тогдашних условий государственной жизни самым тяжелым и горьким для народа было рабское положение. Впрочем, и всем остальным он был тоже недоволен, потому что ни в чем можно сказать, не имел своей доли."[10]
2. Аристократия, или лучшие люди в естественной среде обитания
Что же толкало родовую полисную аристократию на столь безудержное закабаление своих соплеменников? Что же они, прямо звери были все какие-то, что ли? Вообще-то, да, конечно же, звери. Ну, в смысле — животные. Увы, здесь сказала свое слово природа человеческой цивилизации как таковой. Ведь человеческое общество, переходя от неолитической общины к эпохе бронзы, умудрилось возродить утерянную было в новокаменном веке ключевую характеристику обезьяньего стада. Наше общество, точно так же, как и обезьянье — это цивилизация статуса.
Во главе — "альфа-самец", который имеет все и в первую очередь. Рядом с ним — "бета-самец" который имеет также все, но во вторую очередь, и который за эту привилегию спиной к спине с вожаком отстаивает их права на
Два человека из нашего мира - олигарх-депутат и вузовский историк - получают возможность вмешиваться в историю параллельного мира, вплоть до полного изменения линии исторического развития.
Роман "Просто спасти короля", описывающий обстоятельства появления в окружении Ричарда Плантагенета "гостей из будущего", был опубликован в прошлом году издательством Ингма-Пресс и нашел у читателей весьма благосклонный прием.Сегодня вашему вниманию, уважаемый читатель, предлагается продолжение приключений "мессира Ойгена" и "мессира Серджио". Приключений, приводящих их вместе с королем Ричардом из Аквитании на берега Хризокераса, или Золотого Рога, как привычнее называть этот залив тем, кто не слишком усердствовал в гимназии при изучении греческого языка.
Где-то с середины 90-х «либерализм» и «демократия» превратились в слова исключительно бранного лексикона. Ибо стало окончательно ясно, что все свободы, принесенные «либералами» западного разлива, оказались свободами от какой бы то ни было социальной ответственности, свободами от норм элементарной морали, свободами от требований справедливости. Свобода в этом исполнении оказалась свободой эпохального воровства.
Собственно, это не научная статья. Все, что здесь выкладывается — не только не научно, но, местами, даже и антинаучно. Это — просто мечта. О стране, в которой я хотел бы, чтобы жили мои дети. Впрочем, конструктивная критика приветствуется. Да и неконструктивная, в общем, не возбраняется.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Перед вами мемуары А. А. Краснопивцева, прошедшего после окончания Тимирязевки более чем 50-летний путь планово-экономической и кредитно-финансовой работы, начиная от колхоза до Минсельхоза, Госплана, Госкомцен и Минфина СССР. С 1981 по 1996 год он служил в ранге заместителя министра. Ознакомление с полувековым опытом работы автора на разных уровнях государственного управления полезно для молодых кадров плановиков, экономистов, финансистов, бухгалтеров, других специалистов аппарата управления, банковских работников и учёных, посвятивших себя укреплению и процветанию своих предприятий, отраслей и АПК России. В мемуарах отражена борьба автора за социальное равенство трудящихся промышленности и сельского хозяйства, за рост их социально-экономического благосостояния и могущества страны, за справедливое отношение к сельскому хозяйству, за развитие и укрепление его экономики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Серия очерков полковника Анатолия Леонидовича Носовича (1878–1968) — о вражеских вождях и о вражеской армии. Одно ценно — автор видел врагов вблизи, а некоторые стороны их жизни наблюдал изнутри, потому что некоторое время служил в их армии: в мае 1918 года по заданию Московской подпольной белогвардейской организации поступил на службу в Красную армию, в управление Северо-Кавказского военного округа. Как начальник штаба округа он непосредственно участвовал в разработке и проведении операций против белых войск и впоследствии уверял, что сделал все возможное, чтобы по одиночке посылать разрозненные красноармейские части против превосходящих сил противника.
На протяжении нескольких лет мы совместно с нашими западными союзниками управляли оккупированной Германией. Как это делалось и какой след оставило это управление в последующей истории двух стран освещается в этой работе.