Беспокойный возраст - [14]

— Сыграю, — решил напоследок ни в чем не перечить Ломакину Максим.

— Гляди не подведи. Как настроение? — сверкающие зрачки Феди так и впились в лицо Максима.

— Нормальное.

— Заходи в комитет, поговорим.

«Сейчас напомнит о дружбе с Колгановым», — подумал Максим, но Ломакин не напомнил.

— Зайду, — пообещал Максим.

Ломакин тряхнул его руку, побежал на второй этаж, перескакивая длинными худыми ногами сразу через две ступеньки.

9

Не торопясь шел Максим по людной улице.

День был жаркий. Горячий, напитанный бензиновой гарью воздух, шуршание автомобильных шин по асфальту, торопливая сутолока, сложные запахи, бьющие из раскрытых дверей магазинов, сияние витрин действовали на Максима возбуждающе. Московские улицы как бы втягивали его в себя, они были для него родной стихией и ничуть не тяготили, а только подстегивали его молодую энергию. С детства дышал он воздухом столицы и не мог представить себе своего существования без шума ее улиц, без автомобильной гари и стремительных потоков спешащих людей.

Максим задумался: «Каково будет там, на месте работы, где-то в глухой степи или в селе?» Он не представлял себе ясно, где это будет, удастся ли ему скоро привыкнуть к новой обстановке и забыть многие удобства Москвы.

И опять надежда на избавление от необходимости куда-то ехать закралась в его душу.

Он все-таки не выдержал и поехал к Нечаевым. И до этого он не раз бывал у них запросто, как товарищ Лидии по институту. По-видимому, так и смотрели на эти посещения ее отец и мать.

Михаил Платонович Нечаев работал билетным кассиром на Киевском вокзале. Максим видел его не часто. Сутулый, с бледным морщинистым лицом и тонкими, плотно сжатыми губами, в неизменной железнодорожной тужурке, он всегда встречал его хмурым взглядом бесцветных, скучноватых глаз и всегда одной и той же короткой фразой: «Проходите, молодой человек». И Максим норовил пройти поскорее в скромно обставленную коморку Лидии. Там они, разговаривая вполголоса, почти шепотом, работали над лекциями, читали вслух, чертили…

Атмосфера строгости и трудолюбия царила в семье Нечаевых. Мать Лидии, Серафима Ивановна, высокая, моложавая на вид женщина, с такими же светлыми, как у дочери, но уже начавшими блекнуть глазами, казалась менее строгой. Она тоже служила в каком-то учреждении, по ее словам для того, чтобы прибавлять к скромной зарплате мужа и свою долю и тем самым облегчить воспитание единственной дочери.

Максим иногда робел под ее умным, внимательным взглядом, при одном звуке ее ровного, словно прохладного голоса. Ему казалось: Серафима Ивановна хотя и не мешала им, но не переставала следить за ними, прислушиваться к каждому их слову.

Как часто Максим, засидевшись у Лидии допоздна, сознавал, что должен уйти. Этого требовали какая-то особенная выжидающая тишина в соседней комнате, чуть слышные недовольные вздохи Серафимы Ивановны. Но он не мог побороть в себе желания посидеть еще хотя бы минутку и засиживался у Нечаевых лишний час-другой…

И вот Максим заметил: Михаил Платонович и Серафима Ивановна стали встречать его холодно. Это произошло вскоре после памятного свидания в Нескучном саду. Только бдительный взор любящей матери мог подметить перемену в отношениях молодых людей. Они стали как будто прятать что-то от стариков и чаще сидели в комнате молча или начинали загадочно шептаться. Для Серафимы Ивановны наступили дни материнской ревности и подозрений.

Однажды вечером, войдя в прихожую, Максим услышал, как Михаил Платонович тихо сказал дочери: «Опять явился твой франт. Встречай».

От неожиданности Максим растерялся и остановился в прихожей. Уши его горели, точно их надрали чьи-то сердитые руки. Он едва сдержал негодование. Он — франт? Почему?

Он хотел тотчас же уйти, но выбежала Лидия и удержала его. Он ничего не сказал ей, но по выражению его лица она поняла — он слышал нелюбезные слова отца. В тот вечер их беседа не клеилась. Максим скоро ушел, дав клятву не приходить больше к Нечаевым, и… прибежал на другой же день.

…Сейчас он стоял перед знакомой дверью в нерешительности. Сердце его сильно билось, когда он нажимал кнопку звонка.

Лидия оказалась дома. Она вышла смущенная, словно испуганная чем-то.

— Ты, Макс? — удивленно спросила она и заколебалась, впускать его или не впускать. Но тут же добавила, отворачивая зарумянившееся лицо: — Входи. Я одна. Мама и папа на работе.

Максим обрадовался: как хорошо — он и Лидия смогут побыть вдвоем, не чувствуя сковывающего надзора. Войдя в комнату, он пристально заглянул девушке в глаза, сказал:

— Мы же договорились нынче ехать на Ленинские горы, а ты обещала вечером быть у Стрепетовых. В чем дело?

Лидия кокетливо улыбнулась:

— А я знала — ты и так придешь к Славику. Не все ли равно, где встретиться. Мне обязательно нужно вечером быть у Гали.

— Неправда. Ты просто хитришь…

Она обиженно поджала губы, подняла на него невинные глаза:

— А что, собственно, произошло? Зачем эти подозрения?

Максим пожал плечами, склонил голову.

— А я ничего… Приехал поздравить тебя с окончанием экзаменов и переходом на пятый курс. Потом… потом я хотел сказать, что подал заявление… Поеду в Степновскую область.