Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством - [28]

Врач не раз пытался убедить меня лечь в больницу, но я отказывалась. Меня ужасала мысль о том, что я буду заперта, окажусь вдали от привычного окружения. Меня пугала перспектива групповой терапии и унизительных вмешательств в мое личное пространство, которые в психиатрической больнице неизбежны. В тот период я работала в закрытом отделении, и мне категорически не нравилась перспектива остаться без ключа в кармане. Но больше всего меня беспокоили последствия для карьеры. Ведь если о госпитализации узнают, моя лицензия на медицинскую практику будет в лучшем случае приостановлена, в худшем – отозвана навсегда. Я продолжала сопротивляться добровольному лечению. И поскольку законодательство Калифорнии больше нацелено на благополучие юристов, чем пациентов, избежать принудительной госпитализации было относительно несложно. Даже если бы меня заперли, не было никаких гарантий, что я не предприму попытку самоубийства в больнице. Подобное случается в психиатрических клиниках не так уж и редко. После всего этого я договорилась с психиатром и семьей, что в случае глубокой депрессии они отправят меня в больницу или на электрошоковую терапию (многим она помогает при тяжелой депрессии) даже против моей воли.

Но тогда казалось, ничего не помогает. Несмотря на самый бережный уход, я желала только все прекратить и умереть. Я решила, что убью себя. Я хладнокровно решила никому не показывать своего намерения, и мне это удалось. Единственная запись, которую сделал мой врач за день до попытки самоубийства, такова: «В глубокой депрессии. Очень тиха».

В ярости я стащила со стены ванной лампу, чувствуя волну разрушительной силы во всем теле. «Ради Бога», – проговорил он, вламываясь в ванную, и замер. Я прочитала в глазах моего мужчины жуткую смесь тревоги, страха, раздражения и отказа принимать происходящее: «Господи, почему я?» «Ты цела?» – спросил он. Повернув голову, я увидела в зеркало, как кровь течет по моим рукам, пропитывая кружево соблазнительной сорочки, которая всего час назад участвовала в совсем другом, гораздо более приятном действе. «Я так больше не могу, не могу», – шептала я себе, не в силах произнести это вслух. Слова застревали в горле, а мысли проносились слишком быстро. Я начала стучать головой о дверь. «Боже, прекрати все это, я больше не могу терпеть, я знаю, что схожу с ума». Спустя минуты он тоже кричал, его взгляд сиял диким безумием, которым, казалось, я его заразила. «Я не могу тебя здесь оставить» …Но я наговорила ему ужасных вещей, а потом буквально вцепилась в горло. И он все же оставил меня, исчерпав все терпение, не в силах больше видеть это отчаяние. Я не способна передать это словами. Ничего уже не поделать. Я не могу думать, я не могу унять эту смертельную лихорадку. Грандиозные идеи, которые захватывали меня всего час назад, теперь кажутся жалкими и абсурдными. Моя жизнь разрушена, и хуже того, она разрушительна для близких. В моем теле больше невозможно жить. Оно стонет в ярости, переполненное энергией разрушения, его неудержимо влечет к смерти. В зеркале я вижу незнакомое существо, с которым я почему-то должна делить свою жизнь.

Я понимаю, почему доктор Джекил убил себя прежде, чем Хайд полностью завладел им. Я проглатываю убийственную дозу лития без всяких сожалений.

Если тебе удастся покончить с собой, психиатры назовут эту попытку «успешной». Без такого успеха вполне можно обойтись. В разгар моей неописуемо жуткой полуторагодовой депрессии я решила, что с помощью самоубийств Бог спасает мир от безумцев. Это работает. Страшная подавленность изо дня в день, каждую ночь, непрекращающаяся агония. Это безжалостная, неумолимая боль, не оставляющая ни единого просвета для надежды, никакого спасения от леденящих душу мыслей и чувств, которые не дают покоя ночами. Ничего, кроме унылого и безрадостного существования. Используя такие пуританские понятия, как «успех» и «неуспех», по отношению к страшному, непоправимому акту самоубийства, мы подразумеваем, что те, кто не сумел убить себя, не только слабы, но и бестолковы, раз они не могут даже покончить с собой как следует. Самоубийство почти всегда иррационально. Крайне редко человек решается на него в здравом уме, каким он обладает в лучшие дни. Это импульсивный шаг, и чаще всего все выходит не так, как планировалось.

Я была уверена, что исчерпала все ресурсы. Я больше не могла терпеть боль, не могла выносить того измученного и утомительного человека, которым стала, не могла больше нести ответственность за хаос, который привносила в жизнь друзей и родных. В помутненном сознании я представляла, что я, как пилот из моего детства, пожертвовавший жизнью, чтобы спасти других, принимала единственно верное решение ради людей, которых любила. Казалось, это единственный разумный выход и для меня самой. Ведь иногда загнанную лошадь пристреливают, чтобы спасти от мучений.

Однажды я купила ружье, но в момент прояснения сознания рассказала об этом психиатру. Не без сожаления, но мне пришлось от него избавиться. Затем, месяц за месяцем я поднималась по лестнице на восьмой этаж больницы при Калифорнийском университете и раз за разом едва удерживала себя, чтобы не броситься вниз. Суицидальная депрессия – не то состояние, в котором ты думаешь о других, но каким-то чудом мысль о том, что родным придется опознавать мое переломанное тело, удержала меня от падения. Так я остановилась на решении, которое казалось мне даже поэтичным в своей завершенности. Литий, хотя и спас мне жизнь, теперь лишь продлевал мои мучения. Я решила умереть от передозировки.