Беспокойный инок Игнатий - [4]
Поделился атаман своими сокровенными думами с есаулом. Но Козыревский только посмеялся:
— Что же ты, добровольную ссылку предлагаешь? Уехал на остров и живи там, как в лесной трущобе медведь… А не лучше ли возвратиться назад, став богаче Атласова, Липина и Чирикова, вместе взятых? Пускай попробует тогда кто-нибудь сказать, что покусился ты на богатство приказчиков! Очень нужны тебе их пожитки, когда у самого золота, может, полный мешок!
Знал есаул слабую струнку атамана. Знал он, чем и казаков завлечь, — одному обещал десяток бобров, другому повышение в чине, третьему пай из добычи.
— Дело, — сказал Анциферов. — Собирайтесь, служилые, в дорогу!
Не доводилось ещё видеть атаману, чтобы так горела работа в привыкших только к оружию казачьих руках. Дружно звенели топоры, певуче перекликались пилы. Не по дням, по часам вырастали остовы вместительных лодок, и сразу же одевались они обшивкой, и уже шипела и пенилась в пазах смола. Другие кроили и штопали паруса, готовили мачты и реи, сносили на берег реки оружие, порох, запасы провизии…
В августе 1711 года тяжёлые, медленные в ходу лодки подошли к Курильской земле — южной оконечности Камчатки. На юге в ясном просторе океана отчётливо вырисовывались остроконечные вершины гор. К этим далёким вершинам и повели казаки свои суда.
К вечеру они достигли первого острова и стали в устье реки Кудтугана. Берег был скалист, безлюден, сумрачен и молчалив, только стаи птиц кружились над утёсами да любопытные нерпы поминутно высовывали головы из воды.
Но остров был обитаем. Близко от устья на зеленой поляне служилые увидели следы костров. Дожди ещё не размыли золу, — как видно, совсем недавно здесь стояло кочевье. Утром лодки двинулись в обход острова, и вскоре на отлогом откосе горы казаки приметили деревянные хижины курилов.
Взятый Анциферовым с Камчатки переводчик-курил легко объяснился с жителями острова. Первым делом жителям сказали о том, что они должны платить русскому царю ясак.
Однако взять большой ясак казакам не удалось. Оказалось, что «на том их острову соболей и лисиц не живёт и бобрового промыслу не бывает…»
Анциферов быт даже разочарован. Зато Козыревский ликовал и нисколько не заботился об ясаке. С курилами у него сразу же завязалась дружба. И сколько ни прислушивался Анциферов к вопросам, которыми так и сыпал есаул, — не уловил он в них даже намёка на поживу. Козыревский подробно расспрашивал об острове, о речках его, заливах и мысах, о зимних погодах в этом краю, о рыбном промысле, об охоте, а потом стал допытываться о японцах и их земле и все ответы занёс на бумагу.
— Не удивляйся, атаман, что столько бумаги я извёл, — заметил он Анциферову. — Может, эта бумага любого ясака будет дороже. Новые земли открыли мы для отечества.
На другой день с тремя курилами и с неразлучным свёртком бумаги Козыревский ушёл вглубь острова, и сколько ни искали его казаки меж чёрных скал, в зарослях ольхи и березняка, меж прибрежных утёсов — все было безрезультатно.
Анциферов поднял все племя и всю свою дружину, и люди отправились на поиски. Они не увидели Козыревского, они его услышали. Он сидел на самой вершине огромной скалы с развёрнутым листом на коленях и пел… Там, на скале, облюбовал он местечко, с которого и снял до малейшей подробности план острова.
На юге за проливом виднелись ещё острова.
Крепко досталось есаулу от гневного атамана, но Козыревский был весел и доволен.
— Самое главное сделано, атаман! Вот он, наш остров! Теперь и в челобитной можем писать: принимай, матушка-Москва, новые земли под высокую руку!..
Так в 1711 году русские люди открыли Курильские острова и побывали на первом из них.
Возвращаясь к мысу Лопатка, Козыревский уже строил планы нового похода. Курилы сказали ему, что если плыть на юг вдоль островной гряды, то где-то за шестнадцатым островом или немного дальше можно увидеть обширную японскую землю. Пробраться в эту землю и завести с японцами торг — вот о чем мечтал теперь Козыревский. Однако сам, без атамана, он не мог осуществить эти смелые планы. А как увлечь Анциферова? Ясаком, собранным на острове, атаман не был доволен.
— У себя, на Камчатке, мы больше собрали бы за этот срок, — ворчал он в дороге, морщась от солёных брызг. — А риску-то, риску на море сколько!
По возвращении в острог казаки всем отрядом приступили к составлению челобитной. Каждое слово и каждую фразу выверяли они десятки раз, спорили до хрипоты, требовали от есаула читать все сначала.
Челобитная рассказывала о славных делах дружины, о разгроме камчадальского войска, о походе на Курильские острова.
Козыревский приложил к челобитной карту открытых земель. В скором времени это донесение стало в Москве одной из важнейших новостей.
А между тем на Камчатку прибыл вновь назначенный приказчик — казачий десятник Василий Щепеткой. По пути он собрал ясак в Верхне-Камчатском и Нижне-Камчатском острогах, а теперь ждал посыльных с казной из Большерецка. В Большерецке уже долгое время распоряжался всем Данила Анциферов. Ему-то и передал Щепеткой наказ явиться с ясаком.
Атаман не всем доверял в своей дружине. Он отобрал три десятка казаков и, выйдя с ними подальше от острога, сказал:
