— Рублева, а ты ведь тоже можешь сделать доклад о поездке в Кострому, — сказал он, — на сборе дружины, а? Вон как дед Антон!
— А мне суметь? — неуверенно спросила Настя.
— Конечно, сумеешь! Ясное, дело — как дед Антон, тебе не суметь, ну ведь с дедом Антоном-то кто и сравняется! Ох, и старик! — Ваня с улыбкой покачал головой. — Лихой! Ведь все рассмотрел и все запомнил!.. Ну ладно, ты по-своему расскажешь, особенно о телятах. У нас пионеры не больно на скотный двор идут, а тут, может, заинтересуются. Подготовься по своей тетрадочке. Хорошо?
— А это обязательно нужно, доклад-то? — все еще колеблясь, спросила Настя. — Может, так себе… Не важно?
Ваня внимательно посмотрел на нее и догадался: боится бабушки!
— Да, да, обязательно! — твердо сказал он. — Помни: ты пионерка. А пионеры всегда должны идти впереди и бороться за все новое, если оно на пользу нашему хозяйству. Никак нельзя уклониться от доклада.
Катерина, услышав, о чем идет разговор, подошла к Насте и обняла ее за плечи.
— Никак нельзя, Настя! — сказала она, заглядывая ей в лицо ласковыми серыми глазами. — Мы все должны дружно бороться и помогать друг другу: и партийцы, и комсомольцы, и пионеры. А если покажется трудно, прибеги ко мне, мы доклад вместе подготовим. Ох, и доклад же будет! Не хуже, чем у деда Антона!
Настя, скрутив в трубочку свою тетрадь, кивнула головой:
— Хорошо. Ладно. Приду.
На другой день на ферме словно улей гудел. Доярки, подоив коров, долго стояли кучкой и взволнованно обсуждали свои дела.
— Оплата, значит, с литра будет! — крикливо высказывалась Тоня. — А что с наших коров получить? Сроду недояки!
— Кормить получше, вот и весь секрет, — убежденно повторяла тетка Аграфена. — Кормить, кормить…
— А чем кормить? — возражала ей тетка Таисья. — Зимой корму давали, а сейчас — где же возьмешь? Сейчас коровы сами должны питаться… не в стойле, чай…
— Конечно, самое главное — кормить, — соглашалась и бригадир Прасковья Филипповна, — у коровы молоко на языке. Вот и насчет массажа… Видите? В хороших хозяйствах везде массаж делают. А я вот когда говорю, вы всё мимо ушей пропускаете!
— А что, если им на ночь кормочку подготовлять? — предложила Катерина. — На пастбище травы еще мало…
Доярки обернулись к ней:
— Кормочку? А кто тебе даст кормочку?
— А никто не даст, — весело поглядывая на всех, ответила Катерина, — сами добудем! Вот сейчас можно под кустами снытки[23] нарвать, по канавкам травка хорошо взошла — все равно не покосная. Молодой крапивы можно нарубить, очень хорошо коровы поедят!..
— И то дело! — подхватила Прасковья Филипповна. — Очень хорошо придумала. Вот и надо взяться!
— Это что ж, по травинке теперь собирать? — возмутилась Тоня. — Да когда ж это насбираешь? Это и отдохнуть будет совсем некогда!
— А никто тебя не неволит, — засмеялась тетка Аграфена. — Подольше отдохнешь, поменьше заработаешь!
И в тот же день пошли доярки с мешками по кустам да по овражкам, где места не покосные, сбирать подросшую снытку, да пушистую медуницу, да молодую, нежную крапиву, которая уже развесила у изгородок зубчатое светло-зеленое кружево своих листьев…
А в телятнике и в доме Рублевых даже и помину не было про доклад деда Антона. Марфа Тихоновна будто и не была на собрании, будто и доклада этого никогда не слыхала.
Но отец Насти, и мать ее, и все телятницы были на собрании и слыхали доклад, однако и они молчали об этом. Настя понимала все: они не хотят огорчать и раздражать бабушку. Слышали, да не слыхали. Да вроде как и не было ничего.
Марфа Тихоновна даже как-то успокоилась и повеселела. Может, ждала чего-то более неприятного, каких-то более крупных событий и решений… Но что же? Ничего особенного и не случилось. Дед Антон хоть и наболтал с три короба, но на том и осталось. Так и забудется. Так и перестанут беспокойные головы смущать народ, а здравый рассудок всегда возьмет верх.
Но уже через неделю светлое настроение ее было снова нарушено и она была глубоко огорчена и опечалена.
Как-то в обед, вернувшись из телятника, она увидела на кухонном столе целый ворох желтых сморчков.
— Это кто же? — весело удивилась она.
— Да, небось, Настя, — ответила невестка, которая тоже только что пришла с работы.
— Принесла и бросила, — добродушно проворчала Марфа Тихоновна, — а сама умчалась куда-то… И куда умчалась от обеда? Эко вертлявая девка!
Она села перебирать грибы, обчищая их от прилипшей хвои и зеленых травинок.
Настя скоро появилась. Она вбежала запыхавшаяся и вся розовая, с туго скрученной в трубочку тетрадкой в руке.
— А! Бабушка, ты уже перебираешь! — живо и с улыбкой сказала она. — А знаешь, где мы их набрали? На вырубке. Знаешь вырубку за ригой? Туда бригада ходила пни корчевать — дед Антон выпросил под зеленый корм эту вырубку. Ну, и Анка Волнухина тоже ходила. А Анка Волнухина Дуне сказала, а Дуня — мне. А потом мы еще другим ребятам сказали…
— Да что сказали-то? — прервала бабушка — Чирикает, как воробей: «чип-чип», и не поймешь ничего!
— Ну, сказали, что на вырубке и там, в кустиках, сморчки есть! Вот мы и побежали! Вот и набрали!.. Ой, бабушка! — через минуту продолжала Настя. — А как на вырубке хорошо! Все кругом зелено-зелено! Когда цветы, то все пестро делается… а сейчас только зеленая травка. И роща кругом тоже стоит зеленая… Елки темные, будто из бархата, а березки светлые, блестят под солнышком… Бабушка, пойдем в рощу, ты посмотришь, а?
