Беспокойные сердца - [26]
— Все же он хоть что-то придумал, а ты до сих пор абстракцию за хвост ловишь!
— А ты понимаешь ли что-нибудь в творчестве? Понимаешь?
— Тише, Валя, — остановила его Вера, но он отмахнулся.
— Будущее металлургии надо, решать кардинально, а не с помощью заплаток. Подумаешь, стружку иначе заваливает! А нам не это нужно. Нужны автоматические заводы, атомная энергия, вакуумное плавление…
— А пока пусть идет все по старинке, правда? Зачем улучшать, все равно ведь ломать, — вставил один из гостей.
— Святая истина. Только ни у кого не хватит смелости сказать, что это действительно так. Зачем латать Тришкин кафтан? Давным-давно пора снести устаревшие заводы и на их месте строить все заново! — и, размахивая вилкой, Валентин принялся излагать свою теорию построения будущего.
— Представляю картину в Валькином вкусе, — негромко, но ехидно сказал Леонид. — Сровняем все с землей и будем ждать, пока явится творческая личность и построит для нас рай земной. А как отличить эту личность от нас грешных, Валя? Венчик такой будет или что?
— Все твои остроты отдают «Заусенцем». Плоско и бездарно, — рассердился Валентин. — Я понимаю, ты хочешь просто принизить роль творческого вдохновения. Но что бы ты ни говорил, а вдохновение все-таки существует. И без него не обошлось ни одно великое открытие. Вспомните яблоко Ньютона, «Эврика» Архимеда…
— «Экзомикс» Миронова… — вставил Леонид.
— Правда, Дмитрий Алексеевич? Вы ученый, вам должны быть знакомы моменты вдохновения.
— Моменты вдохновения многим знакомы, — медленно сказал Виноградов, — но мне кажется, было бы неправильным ставить открытия в зависимость от одной догадки, пусть даже гениальной. Нужен мучительный и долгий путь накопления фактов, путь познания. Нужны ошибки и срывы, кропотливый труд и великое терпение, пока мысль не подойдет к порогу открытия. Тогда догадка — как взрыв, который рушит последнюю преграду. И Архимед восклицает «Эврика».
— До чего же унылый путь! Неужели только так можно прийти к славе? Нет, я держусь другого мнения, — решительно замотал головой Валентин.
— И держись. А Витька тем временем обгонит тебя, — поддразнил Леонид.
— Ну, если вы меня убедите, так я заброшу к черту свой диплом и пойду к Витьке на выучку.
— И очень хорошо сделаешь, — жестко сказал Олесь. В наступившей внезапной тишине слова его прозвучали резко, как пощечина. — У Витьки одно великое преимущество. Он трудиться умеет. Пока ты играешь в гения, он хлеб свой зарабатывает. И ты же ему палки в колеса ставишь! Что я, не знаю, какой ты отзыв приготовил, чтобы Рассветову угодить? Но предупреждаю честно: фантазируй, сколько хочешь, а поперек дороги не становись.
Оскорбленный больше тоном, чем словами, Валентин вскочил. Олесь тоже вышел из-за стола.
— Вера, извини нас, но мы пойдем, — сказал он хмуро.
— Никуда вы не пойдете, — встала она. — Что я не знаю, что вы вечно с Валентином сцепляетесь? Садись, пожалуйста, и не выдумывай.
Вмешались и другие гости, обоих принялись уговаривать, урезонивать, включили радиолу и подтолкнули Валентина к Зине. Тут же несколько пар завертелись в бойком фокстроте, стол отодвинули в угол, и Марина оказалась около Веры.
— Горе мне с ним, — пожаловалась Вера. — Так хочется, чтобы они были друзьями, а больше на врагов похожи.
Но тут к Марине подскочил Леонид и почти насильно вытащил в круг. Пластинки менялись без перерыва, и пришлось танцевать за фокстротом краковяк, за ним танго, вальс, опять фокстрот и бешеную «Рио-риту». И только когда Гуля потребовала «русскую», Марине удалось ускользнуть на балкон.
С балкона была видна отливающая чернью поверхность Волги. Противоположный берег угадывался по длинной нитке мерцающих огней. Неяркие летние звезды лучились в небе, и, как их отражение, на реке блестели крошечные звездочки бакенов.
Марина облокотилась о перила и замерла, глядя перед собой и не видя ничего. В голове глухо билась кровь, в груди ощущалось почти физическое чувство боли; от усилий, с которыми приходилось ей держать себя в руках, охватила усталость. Марина не подозревала, что страдать так тяжело.
За ее спиной в комнате шумели и смеялись, потом выделились звуки аккордеона, кто-то запел. Неожиданно на плечо Марины легла теплая рука. Олесь…
— Никак нам не удается хорошенько побеседовать, — негромко сказал он. — Ты все такая же непоседа.
— Неужели? — с улыбкой спросила она. — А мне казалось, что я стала вполне солидной, как настоящий ученый.
— Ну, где там! — и по голосу его было понятно, что он тоже улыбается. — Как ты живешь, расскажи.
— Да ничего…
— А подробнее?
— Ты что, хочешь, чтобы я за пять минут рассказала о трех годах жизни? Живу, учусь, работаю, порой делаю успехи, порой ошибки…
— Ошибки тоже делаешь?
— Кто же из нас от них застрахован?
— Да, это верно, — и он осторожно накрыл большой шершавой ладонью ее пальцы, сжимавшие перила.
В комнате позади них установилась тишина. Слышно было — Зину уговаривали петь. Она поломалась, а потом запела известную песенку. Звонкий голосок ее без усилий взлетал на высокие ноты, казалось, она сама переживает все, что поет.
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».