Беспокойные дали - [8]

— Приехали мы на склады. Мирза приказал подогнать машину прямо к пакгаузу и поставить её поперек железнодорожного полотна, чтобы было удобнее грузиться. Я ему говорю, что так нельзя. Вдруг начнут подавать состав. Но где там! Отмахнулся. Ставь, говорит, мы быстро. Стекло погрузили и собрались уже уезжать. Тут Гамбаров вспомнил, что забыли чешскую плитку. «Давай бегом, — приказал он. — Через десять минут у них начнется перерыв, потом придется целый час ждать». И мы рванули…Дальше всё произошло стремительно — крики, матюги, свистки, скрежет металла…По той ветке, где осталась машина, сдавали состав из восемнадцати вагонов. Газик сразу расплющило и как пустую консервную банку протащило по рельсам ещё метров сто…

Начальник училища бушевал и матерился, не сдерживая эмоций. Перед ним, склонив голову, стоял, «руки по швам», виновник ЧП. Его кремово-бледное лицо было покорным и печальным, грустные оленьи глаза выражали глубокое раскаяние. За всё время гневной тирады адмирала он не произнес ни слова. Жалкий вид грешника действовала на начальника обезоруживающе. Он начал выдыхаться и вскоре совсем замолчал.

В кабинете стало так тихо, что ритмичные щелчки храповика от колебаний массивного маятника старинных часов в дубовом футляре воспринимались тяжелыми ударами молота по наковальне.

— Ты понимаешь, — после тягостной паузы вновь заговорил адмирал, — что это подсудное дело и что я должен немедленно доложить в Москву? — Он кивнул в сторону кремовой «вертушки» с гербом.

— Так точно! — глухо выдавил Гамбаров, но тут же добавил:

— Дайте мне три дня!

— Для чего? — удивился начальник.

— Если через три дня я не соберу машину и не оформлю на неё все документы, то вы докладываете в Москву и заводите на меня дело.

Начальник не ожидал такого поворота и надолго задумался.

— Хорошо, — неуверенно согласился он, — я доложу командующему Флотилией этот вариант…

…Трое суток все мичманы лаборатории трудились без отдыха. Из четырех ржавых ходовых, трех покореженных кузовов и пяти неработающих двигателей, в тот же вечер привезенных Гамбаровым на кафедральную «техничку», они собрали нечто невероятное и почти не отличающееся от покойного газика, а на четвертые сутки Мирза Аббасович, положил на стол начальника училища новенький техпаспорт на созданный кафедральными умельцами автомобиль…

Однако после этого случая, в Гамбарове произошли внешне почти неуловимые, но весьма существенные перемены. Он вдруг решил, что может всё, и перестал контролировать себя. На этом и погорел.

…Зимняя экзаменационная сессия приближалась к завершению. Оставался один экзамен, а за ним маячили долгожданные каникулы. Курсанты четвертого курса из ГДР с немецкой пунктуальностью уже проложили на карте, висевшей на стене комнаты отдыха, генеральный маршрут Баку — Москва — Берлин. В опорных точках были указаны дата, время вылета и время прилета. Куплены билеты и посланы телеграммы родственникам. В успешной сдаче экзамена никто из них не сомневался. Группа была сильной. Но тут распоясалась апшеронская зима. Три дня, не переставая, пуржило. Дороги замело. Транспорт стал. Немцы заволновались. Четко спланированный график убытия оказался под угрозой срыва. Этого они допустить не могли. В кабинет к начальнику факультета за выяснением обстановки прибыл старший национальной группы пятикурсник Михаэль Круз.

— Товагыщ капитан 1 ранга, — грассируя, обратился он к Гамбарову, уткнувшемуся в какую-то служебную бумагу, — у нас завтрга в 22.30 самолет на Москву.

— Знаю, — кивнул Мирза Аббасович, не отрываясь от чтения.

— Как нам добиграться в аэргопогрт ?

— Никак! — невозмутимо пожал плечами Гамбаров.

— Но у нас самолет!

— Не только у вас. У всех самолет, но связи с аэропортом нет. Дорогу занесло снегом.

— Так пусть её очистят! — возразил Круз.

— Нечем чистить. Баку южный город и снегоуборочной техники нет.

— Пусть пошлют военную технику, солдат.

— Это не вам решать! — отрезал Гамбаров

— У нас билеты до Бегрлина и мы не может опаздывать! — теряя самообладание, настаивал Михаэль.

— Ничем не могу помочь — жестко ответил Гамбаров, давая понять, что разговор закончен.

— Дайте нам лопаты, — после неловкой паузы заявил Круз, — мы пойдем и грасчистим догрогу, граз у вас нет ни техники, ни людей!

Гамбаров побагровел. Его оленьи глаза округлились, обнажив голубоватые белки. Слегка подрагивающие губы обозначили ироническую полуулыбку:

— Зимой сорок третьего вы уже расчищали снег под Сталинградом!

Старший национальной группы замер словно пришибленный. Его бледное аскетическое лицо покрылось пурпурными пятнами. Нижняя челюсть чуть-чуть отвисла. Он явно хотел, что-то сказать, но из-за сильного волнения не мог сформулировать свои эмоции.

В тот же день Круз доложил о полученном оскорблении начальнику училища и помощнику военного атташе в Москву. Немецкой группе продлили отпуск на трое суток, и они вылетели на родину первым же самолетом, как только открылось движение.

Через неделю в училище прибыл военный атташе ГДР вместе с помощником начальника Военно-Морских учебных заведений. Ещё через месяц пришел Приказ министра обороны СССР об увольнении капитана 1 ранга Гамбарова в запас…