Бесплатное питание на вокзалах - [6]

Поэтому карлик перешел с графика 5:25 на график 5:10: пять секунд голова снаружи и десять секунд внутри. Это привело к тому, что дверца стала скрипеть восемь раз в минуту вместо четырех, стучать четыре раза вместо двух, а птица, в свою очередь, клевала Марио четыре раза в минуту вместо двух.

На скрежет, грохот и стук клюва прибежали официантки-подавальщицы — миссис Сплюснутая и пани Черепаха. Они встали в дверях и наблюдали за происходящим.

Так прошло несколько минут, за которые петли восемнадцать раз скрипнули, дверца девять раз хлопнула, а Марио девять раз получил здоровенным клювом, из-за чего в области темечка образовалась дыра, в которую он незамедлительно засунул указательный палец.

Пришла мадам Кашалот. Протиснувшись между коллегами, она подошла к раковине с намерением как можно сильнее ударить коленом в лоб Марио, когда тот в очередной раз высунется. И что-то сработало в голове курьера, возможно, интуиция или предчувствие страданий, но он перестал показываться из-под раковины, просидев оставшееся время неподвижно.

Когда Марио выпустили и отправили за полуфабрикатами, птица полетела следом. Она сопровождала посланца всю дорогу, следила, чтоб его не надули с количеством котлет, как часто случалось.

Экономя время, Марио не снимал рюкзак, когда загружали продукты, а только вертел головой, пытаясь проследить за укладчиком. Теперь же, когда с Марио была птица, отпала необходимость вертеть головой, вместо этого можно было немного поспать перед изнурительной ночной сменой.

Курьер прислонился плечом к стене, уцепился за занавеску и заснул.

[11]

Но мы отвлеклись, заговорившись о карлике. Все из-за жажды повествования. Хоть карлик и не имеет никакого значения для нашего рассказа, мы все равно написали о нем. Хорошо хоть, не очень много.

Теперь же вернемся к Бутербродной.

Прежде, чем наказали Марио, прежде, чем он оказался под раковиной, произошло одно важное событие, не рассказать о котором было бы свинством с нашей стороны.

После закрытия заведения, но еще до его открытия, или на жаргоне официанток, в ночную смену, кто-то постучал в дверь. Первой услышала стук пани Черепаха.

В этот момент она убирала со столов посуду, снимала скатерти, стряхивала крошки и с помощью большой тряпки, полученной специально для этих нужд, боролась со следами подтеков вина, супа, коктейлей на основе абсента, въедающихся навечно, пота, сальных рук, следов ботинок, крови, растительного, подсолнечного и машинного масел, разбавленных в соке сигаретного ментола, соуса, горчицы, желудочного сока и туалетной воды с ароматом плеши. Пани Черепаха всеми этими подтеками и следами занималась, когда услышала или только подумала, что услышала, или ей показалось, что она только подумала, что услышала, а на самом деле, действительно, услышала, потому что, посмотрев на дверь, вроде бы увидела какие-то тени то ли людей, то ли не людей, потому что люди могли постучать в дверь, но с той же вероятностью кто-то еще или что-то еще тоже могло стукнуться о дверь целенаправленно или случайно, может быть, даже изначально случайно, просто задев ее, но потом им или ему пришла в голову мысль и они или он целенаправленно или случайно ушли восвояси или, наоборот, остались, но даже если их не было, что-то все же привлекло внимание пани Черепахи и стоило, наверно, пойти посмотреть, что это было и было ли вообще, стучал кто-нибудь или что-нибудь или их было сразу несколько человек или предметов, ударившихся о дверь, едва ни выломав ее, все-таки нужно было идти.

Весь этот ворох мыслей пронесся в голове пани, она прекратила свое занятие, когда отскребала чьи-то сопли, прилипшие к нижней поверхности стола, и застыла. В таком состоянии Черепаха провела несколько минут.

В зал зашла мадам Кашалот.

— Что встала как дерьмо в толчке? Дело надо делать.

Мадам Кашалот побагровела от возмущения, но пани Черепаха осталась неподвижна. Тогда Кашалот двинулась в ее сторону, распаляясь с каждым шагом так, что к достижению Черепахи, когда до той можно было дотянуться рукой, со всей силы влепила ей пощечину, от лязга ладони по морде задребезжали стекла.

— Что ты стоишь? — проорала ей на ухо Кашалот.

Пани Черепаха вышла, наконец, из оцепенения. Она решила рассказать о произошедшем пять минут назад.

— Я выполняла свою работу по уборке посуды, — начала она, — снятию скатертей, стряхиванию крошек и борьбе с помощью большой тряпки, полученной специально для этих нужд, боролась со следами подтеков вина, супа, коктейлей на основе абсента, въедающихся навечно, пота, сальных рук, следов ботинок, крови, растительного, подсолнечного и машинного масел, разбавленных в соке сигаретного ментола, соуса, горчицы, желудочного сока и туалетной воды с ароматом плеши, я всеми этими подтеками и следами занималась, когда услышала или только подумала, что услышала, или мне показалось, что я только подумала, что услышала, а на самом деле, действительно, услышала, потому что, посмотрев на дверь, вроде бы увидела какие-то тени то ли людей, то ли не людей, потому что люди могли постучать в дверь, но с той же вероятностью кто-то еще или что-то еще тоже могло стукнуться о дверь целенаправленно или случайно, может быть, даже изначально случайно, просто задев ее, но потом им или ему пришла в голову мысль и они или он целенаправленно или случайно стучали, после чего ушли восвояси или наоборот остались, но даже если их не было, что-то все же привлекло мое внимание и стоило, наверно, пойти посмотреть, что это было и было ли вообще, стучал ли кто-нибудь или что-нибудь или их было сразу несколько человек или предметов, ударившихся о дверь, едва ни выломав ее, все-таки нужно было идти.