Бесовские времена - [134]

— Да, и что?

— А не хотели бы вы возглавить тайную службу в замке? — д'Альвелла не очень-то и иронизировал.

— Глупа та женщина, что занимается мужским ремеслом, но, будь я на вашем месте, не языком бы трепала, а направила бы своих людей арестовать негодяев. Сразу сбежать — это привлечь к себе внимание, и всё же сейчас им в замке отставаться не резон, и я на их месте… рвала бы когти. А ведь optimus testis confitens reus.

— Я так и сделаю, синьорина, — Тристано д'Альвелла исчез.

— Гнилая кровь… — снова тихо прошептал Песте. Мысли его путались. — Глория Валерани… Умная, сдержанная, праведная… — Чума был ошарашен. — Что она в микстурах и лекарствах разбирается, это Дианора говорила. Она даже Бениамино советы давала… Но я её никогда бы не заподозрил.

Дженнаро Альбани судорожно вздохнул.

— Дочь моя, пока убийц не задержали — будьте осторожнее, — и, ссутулившись, тихо вышел.

Гаэтана столь же величаво покинула покои мессира Грандони в сопровождении мессира Альмереджи, сколь царственно вошла в них. Шедший за ней Ладзаро не думал об убийцах, но заторможено, словно в полусне озирал красотку, которой предстояло… да, которой предстояло… взять его в мужья. д'Альвелла не оговорился. Ладзаро на миг представилось, что он проваливается в страшную бездну, точнее, падает куда-то… Голова его кружилась, и пол двигался под ногами. И это… его будущая жена. Решаясь на брак, Ладзарино не хотел ни измен, ни бравых похождений — просто устал от них, но теперь с грустью понял, что его желания, в общем-то, не имеют значения. Хотел, не хотел… Ему просто никто не даст ни изменить, ни метнуть кости, ни выпить лишний стаканчик. Он хотел праведности, устав от греха. Теперь он на праведность был обречён. Ладзаро смиренно склонил голову.

Что ж… коемуждо поделом его.

Портофино, Грациано и Камилла, оставшись одни, несколько минут сидели молча, и каждый был погружен в свои мысли. Первым пришёл в себя отец Аурелиано.

— Наталио… — он невидящим взглядом смотрел в стену. — Живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеется сатана… — инквизитор содрогнулся. — Я знал, что он бездушен и циничен, но… Един в трех лицах. Конечно… что им стоило: ведьма травит и убирает следы, двое кладут жертву на постель… Все по очереди исчезают, после прикрывают друг друга… Бедная Черубина. Да, глупая овечка.

— Но неужели Гаэтана права, и Глория… сама… отравила Черубину? — Чума был ошарашен. Когда он понял, что было причиной убийств, он и подумать не мог, что убийцей может оказаться Глория. — И Дианора ничего не замечала? Впрочем, Ладзаро прав — я сам, если бы что и заметил, глазам не поверил бы.

Камилла сидела бледная, закусив губу, и наконец проронила.

— Стало быть… на меня напал Джулио… Глория просила спуститься к колодцу и принести ей воды, а он поджидал меня на лестнице… Она много раз хвалила его мне, но он казался таким ничтожным… И тогда она… Мне померещилось, что она нарочито… но… я не была уверена, что это Джулио, гнала и мысль об этом. Я тоже не могла поверить…

Песте скрипнул зубами, а Портофино вскочил. Он не слышал Камиллу, думая о своём.

— Ведьма… Я же носом чуял… Тогда на отпевании… смердело же… — инквизитор, не попрощавшись, выскочил в коридор.

Глава 20. «A cada puerco le llega su San Martín…»

Гаэтана Фаттинанти оказалась права не только в своих умозаключениях, но и в своих пророчествах. Глория Валерани уже покидала свои покои, надежно упаковав деньги в дорожный сундук, когда на неё обрушились люди д'Альвеллы. Её сына и внука схватили в комнате мессира Валерани, тоже сидящих на дорожных узлах и ожидавших наступления темноты. Оказалось, они оба уже отпросились у герцога в короткую поездку в Рим, а Глория сказала герцогине, что неважно себя чувствует и хочет провести пару недель в своём поместье.

Тристано д'Альвелла и Аурелиано Портофино уединились перед допросом в подвале, где хранились запасы герцогских вин. Здесь их не могли ни увидеть, ни подслушать, и Тристано смело признался Портофино, что боится. Боится увидеть негодяев и допрашивать их. Он боялся даже подойти к живым мертвецам, внутри которых ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеется сатана, грабивших живых и хладнокровно делавших из них покойников. Портофино понимал его и успокоил тем, что тоже боится. Правда, боязнь мессира Портофино разнилась со страхами мессира д'Альвеллы. Иквизитор опасался, что едва увидит мерзкую ведьму, может в гневе придушить её, а это, воля ваша, противоречило процессуальному кодексу Святой Инквизиции.

В итоге арестованных доставили в герцогскую тюрьму, и допросы первоначально провёл прокурор инквизиции Андреа Митти, но на них присутствовали и д'Альвелла, и Портофино, и Ладзаро Альмереджи, и каноник Дженнаро Альбани, и шут Песте, сидевший в углу и заворожено разглядывавший Глорию Валерани. При аресте старуха визжала, отбивалась и царапалась, как разъяренная кошка, и с ней едва справились трое мужчин. Наталио не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно, Джулио упал в обморок.

Допросы продолжались часами, но арестованные запирались недолго: первым не выдержал Джулио, потом — Наталио. Старуха Глория на первом допросе не проронила ни единого слова — к вящей радости мессира Портофино. Его милость уже потирал руки, предвкушая пытки мерзавки, но, узнав о показаниях сына и внука, старая ведьма поняла, что молчание бесполезно.