Бескрылые птицы - [63]

— Лесорубы? У нас полные леса лесорубов — одни уходят, другие приходят. Как платят? Как где. Все углы кишат рижанами и латгальцами. Ничего нельзя заработать — два-три лата в день. Очень плохой лес, одни сучья. Нет, туда не стоит ходить. Двенадцать верст от станции. Лучше поискать что-нибудь здесь, поближе.

Крестьяне указали на небольшой лес у края полотна. Там тоже идут заготовки леса.

Приятели направились туда. Пришлось пройти около двух километров по железной дороге. Уже издали был слышен стук топоров и шум падающих деревьев. Пять или шесть пар лесорубов — каждая пара по отдельности — жгли костры, складывали дрова в поленницы, обрубали сучья на поваленных деревьях, дымя трубками с самосадом, запах которого уже на расстоянии бил в нос. У всех на ногах были пасталы, на руках — варежки, обшитые плотными тряпками; все носили теплые заячьи треухи.

Это были настоящие лесорубы — с обветренными лицами, обледеневшими усами, оборванные и закопченные. Разговорившись с друзьями, они сразу выплакали все свои обиды, накопившиеся на сердце…

Плохой лес. Платят за кубический фут, а бревна такие тонкие, что ничего не заработаешь. Живут в каком-то старом заброшенном домишке с испорченным дымоходом, нет тяги; комната всегда полна дыма и холода. Браковщик — настоящий цепной пес: так и норовит урвать при приемке с каждого бревна по дюйму в поперечнике и по футу в длину. Скоро этот квартал будет вырублен, и новых лесорубов, вероятно, сюда нанимать не станут.

Друзья пришли в уныние. Везде они слышали только стоны и жалобы. Два, три, самое большое четыре лата в день. Нет, здесь и на пропитание не заработаешь! Они вышли на шоссе и принялись обсуждать, что им делать. То тут, то там по дальним опушкам леса горели костры лесорубов, раздавались треск падающих деревьев, крики людей. Везде кипела работа. За два-три лата в день, со скрежетом зубовным, с проклятиями трудились люди.

— Веселенькое дело! — Карл задумчиво покачивал головой. — Поди попытайся найти работу по этим лесным трущобам. Самые лучшие участки уже заняты. Если нас и возьмут, то отведут место, где растут одни розги, или на каком-нибудь заброшенном пастбище. Так и лата в день не заработаешь.

— Попытаемся еще порасспросить, может, кто-нибудь знает места получше.

Весь день они бродили от одной лесосеки к другой, но везде встречали одни жалобы и ругань. Да здесь и лесов-то настоящих не было. Чтобы получить деньги и увеличить площадь своих полей, новохозяева продавали рощи — жидкие еловые лесочки площадью не больше полугектара.

— Нам нужно двинуться в казенные леса, где работа ведется в широких масштабах, — сказал Волдис, когда они под вечер покинули последнюю лесосеку.

— Поди знай, где они, — проворчал Карл. — От этих людей мы толку не добьемся: они или не знают, или не хотят говорить.

— Что нам предпринять? Здесь задерживаться не имеет смысла. Ехать обратно в Ригу?

— Ни в коем случае. Перед отъездом я всем сказал, чтобы раньше весны меня не ждали. Если мы теперь вернемся, засмеют.

Они уныло тащились к станции, утомившись больше, чем после тяжелого трудового дня.

— Знаешь что? — сказал Волдис таким голосом, будто он нашел выход.

— Ну?

— Вернемся обратно в Ригу, но домой не покажемся. Попытаемся найти на станции какого-нибудь подрядчика, а если не удастся — поедем в другом направлении.

— Я тоже так думаю. А где мы переночуем?

— Поедем завтра. Переночуем здесь, поищем где-нибудь ночлег.

Быстро надвигался вечер. В глубокой темноте они подошли к новому некрашеному двухэтажному дому. У изгороди стояло несколько привязанных лошадей. Это была лавка и вместе с тем чайная. Они вошли и заказали себе чаю. Кроме них здесь было несколько возчиков, завернувших сюда погреться и поужинать, перед тем как ехать обратно в лес. Хозяин, щуплый на вид человек, подавал кушанья, разносил чай, неловко возился с посудой, улыбаясь каждому посетителю и не особенно торопясь. Хозяйка, вдвое солиднее его, важная, как откормленная утка, сидела за прилавком, отпуская посетителям папиросы, спички и охотничью колбасу.

— Холодно сегодня! — говорила она каждому, входившему в чайную.

— Да, холодно! — отвечали ей.

Пока друзья уплетали свои бутерброды и согревались чаем, в чайную несколько раз заходила упитанная, широкоплечая девица, принося и унося что-то и перекидываясь словечком-другим с хозяйкой.

— Ваша сестра торгует теперь в лавке? — спросил кто-то из возчиков хозяйку.

— Да, я сама не могу торговать в двух местах. Пока здесь работают лесорубы, одной постоянно приходится быть в лавке.

Кто-то из лесорубов, вероятно, желая кутнуть, заказал жареную охотничью колбасу и сладкое. Ему подали все сразу, добавив несколько ломтей хлеба. Карл подтолкнул локтем Волдиса, и они, развеселившись, стали наблюдать, как лесоруб ел колбасу с кисло-сладким хлебом и запивал компотом.

Поев, они осведомились о ночлеге. Хозяйка, переглянувшись с мужем, заявила, что они иногда пускают переночевать.

Да, она была радушной, эта дородная женщина, весившая раза в два больше мужа. Когда сестра заперла лавку, она велела ей постелить обоим рижанам в кухне, а сама не уходила, желая узнать какие-нибудь подробности о молодых людях. Муж тоже принял участие в разговоре. Они говорили по очереди, и всегда муж оказывался глупее жены и ни разу не пытался возразить ей. Они уже достигли известного достатка: им принадлежал двухэтажный дом, лавка у самого шоссе и участок земли. Хозяин подавал чай, хозяйка сидела за прилавком, а латгалец-батрак возил хворост, рубил дрова и кормил скотину. Его поднимали в три часа ночи, а спать разрешали ложиться после девяти, — ведь он был батраком, да к тому же латгальцем. Его кормили и еще платили двадцать латов в месяц, — разве этого мало?