Бескрылые птицы - [52]

— Но, Милия, как я мог знать? Ты ко мне?

— Ну конечно, к кому же еще? Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Ты даже не подаешь мне руки?

— Извини, я так изумлен.

— Ты, вероятно, думаешь, что мне приятно разговаривать с тобой в коридоре? — тихо сказала она.

— Верно, я совсем потерял голову. Пожалуйста, заходи в мою берлогу.

— Для молодой девушки это довольно рискованно.

— Будь спокойна.

Молодая девушка, которой было только двадцать шесть лет, вошла, без всякого смущения осмотрела комнату, скудную обстановку и, наконец, подошла к Волдису.

— Садись, пожалуйста, Милия.

— Наконец-то сообразил.

— Может быть, снимешь пальто?

— С твоего разрешения. Помоги мне.

На Милии было то же синее платье-костюм и белая блузка, что и при первой их встрече. Волосы были, видимо, только что завиты.

— Ты, конечно, не догадываешься, зачем я пришла? — спросила она с улыбкой, садясь на стул.

— Зачем бы ни пришла, мне приятно видеть тебя здесь.

— Я помешала тебе читать? Что ты читаешь, «Историю философии»? Ах, вот ты какой умный! Почему же ты работаешь в порту?

— Разве умные люди не имеют права работать в порту, а портовые рабочие не смеют быть умными?

— Не насмехайся надо мной. Не забывай, что я твоя гостья.

— Прошу прощенья.

— Прощаю. Теперь о деле.

— Слушаю, Милия…

— В воскресенье ты должен обязательно прийти к нам.

— По какому случаю?

— Маленький семейный праздник. День рождения.

— Чей? Отца?

— Нет.

— Матери?

— Тоже нет.

— Значит, твой?

— Возможно…

— Мне, право, неудобно. Незнакомый человек…

— Без отговорок. Ты должен прийти. Ты будешь не один. Будет по крайней мере пять девушек. Я должна каждую обеспечить кавалером. Будет и музыка: скрипка, гитара, две мандолины да еще патефон.

— Я плохой кавалер.

— Не смеши. Ты придешь?

— Что же мне остается делать?

— Ты это говоришь таким тоном, словно приносишь тяжелую жертву. Даже вздохнул.

— Каждая попытка внести изменения в привычный уклад жизни — жертва. Я по характеру необщителен и всегда довольствовался своим одиночеством. Тебе и твоим подругам придется извинить меня, если я окажусь недостаточно приятным и остроумным кавалером.

— Ты, наверно, воображаешь, что соберется бог знает какое изысканное общество. Не бойся — все свои люди, такие же, как мы с тобой.

— Хорошо, хорошо. Приду.

— Мерси. Сначала хотела поручить Карлу пригласить тебя, но, предвидя отказ, решила зайти сама. Женщине ведь труднее отказать?

— Возможно.

— Скажи, нас никто не слышит?

— Будь спокойна. Стены довольно толстые, а Андерсониете глуховата. Скорее всего она и не заметила, что ко мне кто-то пришел.

— А с улицы в окно меня не видно?

Волдис невольно засмеялся над такой осторожностью.

— Пусть смотрят, если не видели людей.

— Все-таки… неудобно… в чужой квартире, у холостого мужчины…

Милия смущенно опустила глаза и слегка покраснела.

Волдис встал и задернул занавеску.

Белые нежные руки обвили его шею.

— Дверь заперта? — шепнула Милия.

…Да, такова была невеста Карла Лиепзара, зеница ока единственного друга Волдиса.

Через час он проводил ее до калитки. На улице не было ни души, только у следующего дома в воротах стояли девушка с парнем, они грызли подсолнухи. Когда Милия прошла мимо, они проводили ее любопытными взглядами, пока она не скрылась за углом.

«Придет ли она еще? — думал Волдис, возвращаясь в комнату. — И что она тогда скажет?»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Через несколько дней, идя утром на работу, Волдис встретил Лауму. Она была одета по-другому: голова повязана красным платочком, совершенно закрывающим волосы, на ногах легкие резиновые туфли; в руке она держала завернутый в бумагу ломоть хлеба. Они поздоровались и продолжали путь вместе.

— Вы, как видно, на работу? — спросил Волдис.

— Да, сегодня первый день. Вчера мне объявили, что я принята: одна работница наколола гвоздем руку, и меня взяли на ее место.

— Ну, вы теперь довольны?

— Довольна? Я так рада, что и сказать нельзя. Наконец-то сама начну зарабатывать, не придется каждый сантим выпрашивать у отца.

— Да, жить на чужой счет неприятно.

— Вы еще не знаете мою мать!

— Разве она такая сердитая?

— Как она ворчит и бранится! Я могу носиться с утра до поздней ночи, делать все, что она поручит, — ей все равно не угодишь. Она считает, что я только суечусь и от меня нет никакого толку.

— Вам нужно бы чему-нибудь научиться. Шить, вязать — что-нибудь в этом роде.

— Я уже подумывала об этом. Но везде нужно платить за ученье. Однажды я поступила ученицей к парикмахеру. Месяц проучилась, а потом надо было купить бритву, щетки, машинку для стрижки полос… Когда я об этом заикнулась дома, они закричали: «Кто это в состоянии купить? Где взять такие деньги?» Пришлось бросить…

— Жаль…

— Моя мать хочет, чтобы я научилась ремеслу за один день и вдобавок даром. Понимать-то она очень хорошо понимает, что это пригодилось бы, но то соглашается, то нет. А как дело доходит до расходов — все кончено!

— Может быть, родители и правда не в состоянии помочь вам? Откуда у рабочего человека лишние деньги?

— Конечно, это трудно, но все-таки возможно. Оба зарабатывают, вместе бы что-нибудь и собрали. Но я теперь больше ничего не хочу. Как-нибудь проживу. Работы я не боюсь, лишь бы она была.