Бесконечные игры [киноповесть] - [3]

Растерянный Сериков и нервно улыбающийся Лужанский выходят из кабинета Грачева.

Дора провожает их испуганным взглядом.

— Не волнуйся, Паша, — говорит Сериков, — Если я папки не найду, я напишу по памяти. Ей-богу!

— Я абсолютно не волнуюсь. Я уверен, что ты напишешь… Смешно! — Внезапно махнул рукой. — Ах, разве в этом дело…

— Я дал ее кому-то подержать. Случилась глупейшая ахинея…

Они идут по длинному коридору. Лужанский, не слушая Серикова, думает о своем и даже что-то шепчет, двигает бровями: мысленно произносит защитительную, а может быть, обвинительную речь.

Неожиданно Серикова хватает за руку стоящий в коридоре у стены и, видимо, поджидавший его молодой лысоватый человек, одетый парадно и даже щегольски.

— Олег! Я тебя жду.

— О, Саша! Привет… Познакомься, Павел, мой школьный приятель, некий Мартынов Александр Максимович, — шутливо представляет друга Сериков. — Сотрудник телевидения, радио…

— Уже нет. Ушел, ушел! — Мартынов вскинул обе руки, как при окрике «руки вверх».

Лужанский Мартынову:

— Самое главное: вовремя уйти. Верно, Александр Максимыч?

— Совершенно с вами согласен. Это точно.

Лужанский уходит.

— Ты готов? — спрашивает Мартынов.

— Нет. У меня тут случились некоторые ахинеи… А может, не пойдем?

— Ну, милый мой! Я специально к тебе тащился. Что это за номера?

— Неохота, Сашка…

— Пойдем, пойдем! Нечего валять дурака. Я ребятам сказал, что ты придешь — Бобу, Ваське… — Внезапно меняет тему: — Послушай, у вас в газете нет местечка?

— Надо узнать. По-моему, нет…

— Ты меня познакомь с редактором.

— Ладно. Только не сегодня — хорошо?

Мартынов кивает. Они идут по коридору.

Сериков вдруг останавливается.

— Может, не пойдем, а? Я же не ходил никогда… И вообще — все это… — Он поморщился.

— Что?

— Все эти встречи через тыщу лет…

— Дурачок, ты не понимаешь: это крепчайшие нити. Они сделаны из самого прочного материала — из сентиментальности… А впрочем, можно и не идти, как хочешь.

7

И все-таки пошли.

Неизвестно зачем. Может, просто потому, что не было ничего интереснее в этот вечер. Вот они толкаются в толпе в вестибюле, где все вместе: бывшие ученики и нынешние, пионеры и взрослые дяди и тети. Суматоха, крики, смех, узнавания…

— А, Боба Куриц! Здорово, Боб! — Мартынов целуется с черным бородатым мужчиной. Сериков тоже целуется, но как-то принужденно, без энтузиазма. Мартынов хватает за плечи какого-то крутящегося под ногами пионерчика. — Стой! Знаешь такую песню «А у нас на лестнице, в доме номер пять…»?

— Знаю, — отвечает пионерчик.

— Так вот, ее сочинил этот дядя, знаменитый композитор. Можешь называть его просто дядя Боря, я разрешаю… — Нагнулся к пионерчику. — Я ему однажды таких пилюль навешал! Вот здесь, как раз на этой лестнице…

— Ты? Мне? Навешал? — изумляется композитор.

— Конечно! Не ты же мне.

— По-моему, я тебе пилюль навешал. Это я помню.

— Не-ет, брат! Пилюли вешал я, а ты только махал руками по воздуху…

— Врешь! Я тебе такой фингал залепил… Здравствуйте, Вера Васильевна!

— О, Боря Куриц! И Саша Мартынов… Какие солидные!

Старушка, улыбаясь, пожимает руки бывшим ученикам.

— Про тебя, Боря, я все знаю — и песни твои слушаю, и в консерваторию хожу. Саша тоже у нас бывает… А вот Олег! Сериков! Про тебя ничего не знаю. Ты совсем школу забыл.

— Как же вы не знаете, Вера Васильевна? — говорит молодая женщина. — Олег — спортивный корреспондент. Мой муж очень его уважает, хотя и незнаком. Он в «Московских новостях» пишет — верно, Олег?

Сериков кивает. Весь этот разговор происходит во время медленного, вместе с толпой, подъема по широкой лестнице на второй этаж.

— Как? Ты — спортивный корреспондент? — Вера Васильевна поражена.

— Да.

— Олег, ты же писал у меня замечательные сочинения! Лучшие в школе! Потом учился в МГУ. Я была уверена, что ты стал писателем, литератором…

Сериков разводит руками.

— Ну, Олег… Я понимаю, конечно. Но как-то я огорчилась… А помнишь, какое ты написал изумительное сочинение о лирике Некрасова?

Крик сверху, со второго этажа:

— Товарищи, всех просят скорее в зал! В зал!

8

В большом зале человек четыреста пионеров, комсомольцев и взрослых сидят на стульях. На эстраде что-то вроде президиума, где сидят выдающиеся бывшие ученики — гордость школы.

Директор школы заканчивает свою речь.

— …и все, все нам дороги! И за успехи всех вас мы, и учителя, и нынешние ученики, испытываем хорошую добрую гордость!

Пионерский оркестр неожиданно грянул туш. Директор резким жестом прерывает. Оркестр заткнулся. Смущенное лицо толстощекого трубача.

— У нас в гостях сегодня, — продолжает директор, — бывшие ученики, а ныне — Герой Советского Союза полковник Тарасов… — Тарасов, сидящий в президиуме, встает. Аплодисменты всего зала. Оркестр играет туш. — Поэт Викентий Морковченко! — Аплодисменты, туш. — Композитор Борис Куриц!.. — Аплодисменты, туш. — Заместитель директора фабрики искусственного волокна Левиновский! — Тоже аплодисменты. — Тренер футбольной команды «Авангард» Григорий Кизяев! — Бурные аплодисменты зала, крики «ура!», топот ног. — Представительница театрального мира Мария Колесникова! — Такие же бурные аплодисменты, крики «ура!». Очень смущенная встает Маша и что-то говорит, качая головой директору.