Бесконечная война - [63]

Лобсанг отвел Джошуа в маленький садик, обнесенный забором. Там стояли несколько скамеек и фонтан. Земля под кронами разбросанных деревьев была покрыта мхом — не травой, а мхом, который при свете заходящего солнца сиял ярко-зеленым.

— Садись, если хочешь, — сказал Лобсанг. — Пей. Вода чистая, из источника. Кстати говоря, надо почистить трубы…

Он неуклюже опустился на четвереньки и пополз по газону, выдергивая отдельные стебельки травы, как сорняки.

— «Старая горная роса», — произнес он.

— В смысле?

— Так называется песня, которую поют тролли. Старинная народная ирландская песня. Первый контакт людей с каждой отдельно взятой группой троллей можно датировать по песням, которые они поют. В данном случае это произошло в конце девятнадцатого века. Помнишь рядового Перси? Я провел небольшое исследование, и результатом стало нечто вроде карты перемещений прирожденных путников, предшествовавших Уиллису Линдси. Хотя, конечно, не всегда возможно отследить блуждания троллей.

— Что ты имел в виду под «своими» троллями, Лобсанг?

Лобсанг двигался вперед, терпеливо пропалывая лужайку.

— Фигура речи. Эту стаю я нашел в одном из миров Кукурузного пояса и, как мог, пригласил их последовать за мной. Здесь живут и другие группы. Разумеется, они — мои тролли в том же смысле, как Шими — моя кошка. Но я создал заповедник — тут и в соседних мирах, на много квадратных миль. Я не пускаю сюда людей и изо всех сил делаю так, чтоб троллям, этой стае и другим, было уютно. Я пытаюсь изучать их, Джошуа. Ты знаешь, что я занимался троллями десять лет, со времен нашего путешествия на «Твене» и визита на Мягкую Посадку. Здесь я могу наблюдать за ними в условиях, приближенных к естественному состоянию.

— Ты поэтому стал таким смиренным, Лобсанг? Ты, сверхчеловеческое существо, охватывающее два миллиона миров, понизился до уборщика?

Он улыбнулся, не прекращая работать.

— Честно говоря, да, в общении с троллями смирение помогает. Я постоянно присутствую, но никого не устрашаю. Но не говори, что я понизился. Особенно в присутствии сестры Агнес. С ее точки зрения, я расту.

— A-а. Так это ее идея?

— Она говорит, что детские башмаки мне уже малы.

— Очень в духе Агнес.

— Если я хочу стать частью человечества, нужно в него влиться. Спуститься на землю, стать нижним звеном пищевой цепочки, так сказать.

— И ты согласился?

— Ну, не было особого смысла так утруждаться и заново воплощать эту женщину, если я не собирался прислушиваться к ее советам, правда? Вот почему я подумал, что нуждаюсь в ней, Джошуа, ну или в ком-то подобном. В человеке, у которого есть здравый смысл и моральное право нашептывать мне на ухо сомнения.

— И как, работает?

— Я многому научился. Например, насколько менее декоративным кажется декоративный сад, если именно тебе приходится подметать сухую листву. Как обращаться со шваброй, которая требует, помимо умения владеть обеими руками, еще и некоторой энергосберегающей стратегии. Ты удивишься, сколько, оказывается, в мире углов. Возможно, это какой-то многомерный парадокс. Но есть и обязанности, которые мне нравятся. Кормить карпов. Подстригать вишневые деревья…

Джошуа представил Агнес, хохочущую во все горло. Но ему самому было не до шуток.

Лобсанг заметил его каменное лицо.

— А, старый гнев еще не утих, я вижу.

— А чего ты ожидал?

Десять лет назад, вернувшись из своего путешествия с одним из аватаров Лобсанга в отдаленные закоулки Долгой Земли, Джошуа обнаружил Мэдисон в виде обгорелых руин. Город разрушила ядерная бомба фанатика. С тех пор у Джошуа не хватало сил заговорить с Лобсангом.

— Ты по-прежнему считаешь, что я мог бы вмешаться, — негромко произнес тот. — Но меня там не было. Я ведь улетел с тобой.

— Не целиком…

Лобсанг, по природе своей разлитый в пространстве, всегда утверждал, что его истинная сущность отправилась с Джошуа в далекие последовательные миры и так и не вернулась. С кем бы Джошуа сейчас ни разговаривал, это был другой Лобсанг, другое вместилище души, частично синхронизированное с оставшимися на «Марке Твене» копиями благодаря хранилищам памяти, которые Джошуа доставил обратно на Базовую. Другой Лобсанг — не тот, которого знал Джошуа и который, возможно, продолжал существовать где-то далеко. Но этот Лобсанг был свидетелем гибели Мэдисона — и предпочел остаться в стороне.

— Даже тогда, десять лет назад, когда «Твен» вернулся, ты был… — Джошуа отыскал в памяти старый религиозный термин, — имманентным. Ты наполнял весь мир. Ну или так ты утверждал. Однако ты пропустил тех ублюдков с бомбой, позволил Янсон и другим копам тщетно бегать и искать их, тогда как мог бы…

Лобсанг кивнул.

— Тогда как я мог, метафорически выражаясь, щелкнуть пальцами и предотвратить преступление. Ты бы этого хотел?

— Если ты мог, почему ты им не помешал?

— Знаешь, веками люди задавали тот же самый вопрос христианскому Богу. Если Он всезнающ и всемогущ, как Он допускает страдания хотя бы одного-единственного ребенка? Я не Бог, Джошуа.

Тот фыркнул.

— Но ты любишь вести себя как Бог. Даже в сандалиях и с метелкой.

— Я не читаю в душах мужчин и женщин. Я вижу только внешнее. Иногда, когда истинная суть наконец прорывается в слове или поступке, я понимаю, что ничего подобного не предвидел. И даже если бы я мог остановить тех террористов — стоило бы это делать? И какой ценой? Скольких бы пришлось убить, чтобы предотвратить поступок, который, возможно, так и остался бы чисто гипотетическим? Что бы ты тогда обо мне подумал? Людям дана свободная воля, Джошуа. Когда они причиняют друг другу вред, Бог не желает им мешать, а я