Бесики - [2]

Когда приехал Давид, Бесики уже считался во дворце своим человеком. При первой встрече друзья детства не узнали друг друга, так они изменились. У стройного Бесики едва пробивались усики, а Давид, который был гораздо старше, уже успел отпустить густые усы длиною чуть ли не в пядь.

Они кутили с друзьями в крцанисских садах. Виноторговец Авак накрыл стол для желанных гостей под цветущими персиковыми деревьями. Весь день не смолкал мелодичный перебор струн сазандари и песня сменялась песней. Бесики водил вернувшегося с чужбины Давида по родному городу как гостя. Он хотел показать ему всё, что им было запрещено в отрочестве, теперь же стало доступным.

В кофейнях смотрели забавные представления театра теней Карагеза, слушали песни ашугов о Ростоме, о Керогли, о Карабогли; беседовали с иранскими купцами о рубайях Омар Хайяма, о стихах Саади.

В один из вечеров Бесики признался Давиду, что и у него, как у Автандила, есть своя Фатьма, жена ахалцихского купца ага Ибреима — Гульнар. Золовка Гульнар, вдовушка Джаваира, случайно увидев Давида, воспылала к нему любовью. Друзей пригласили в гости. Хозяин дома Ибреим уехал по делам в Стамбул на продолжительное время. Гостей приняли в богато убранном зале, где пол был устлан дорогими иранскими коврами. Стены были расписаны узорами, сверкавшими золотом и серебром. Широкую тахту украшали бархатные подушки. На ней была разостлана скатерть и расставлены яства. Хрустальные и фарфоровые вазы были наполнены стамбульским рафинадом, гилянским янтарным изюмом, фисташками, финиками в меду, исфаганским засахаренным миндалём и халвой. На блюдах лежали продолговатые грузинские хлебы, сдобное печенье и хачапури.

В стройных узкогорлых серебряных кувшинах, украшенных чеканным узором и чернью, были поданы шербет и кахетинское вино. В позолоченной коробочке подали гашиш.

Приятели, как восточные владыки, полулёжа на подушках, лакомились сладостями, пили кофе и шербет из китайских чашечек, глядя на пылких женщин, откровенно восхищавшихся гостями. Женщины в прозрачных, синеватых, как дым, платьях, украшенные драгоценными камнями, плясали и пели под аккомпанемент бубна.

На рассвете, когда в предутренней мгле обрисовался крест Метехской церкви, Бесики и Давид покинули своих гурий. Опьянённые гашишем, пошатываясь, они шли по тёмным улицам. Оба, крадучись, осторожно вошли во дворец. Когда преданный слуга раздел и уложил их в постель, в ушах у них ещё долго звенели хрустально-чистые голоса возлюбленных.

На другой день, уняв головную боль в прохладной бане, стали готовиться к охоте. Но вечером прискакал гонец и привёз приказ Ираклия, в котором сообщалось, что его светлость Давид Орбелиани назначается начальником кахетино-карталинских войск и под его надзором должно производиться восстановление городских стен. Давид отменил охоту и вместе с сарайдарами составил план обновления крепости. Они сделали промеры повреждённых мест, используя инструментарий каменщиков, немецкой астролябией измерили углы и на пергаменте начертили карту города, обнесённого стенами, обозначив места, где должны были вестись работы. Бесики с любопытством рассматривал план, испещрённый геометрическими фигурами; он напоминал ему виденные у иранских купцов арабские карты.

Всё это время Бесики не разлучался с Давидом. В тот момент, когда городской моурав увидел их на крепостной стене, Давид осматривал медные пушки, покрытые зелёным налётом. На некоторых из них виднелись арабские надписи, но на большинстве была выбита печать Ираклия. Все пушки стояли на низких лафетах. Возле них лежали сложенные в пирамиды чугунные ядра.

— Нам необходимо иметь регулярное войско, как у русского царя, — сказал Давид. — Какой толк от этих пушек, если во всём городе не найти ни одного бомбардира-наводчика, знающего своё дело!.. Русские каждого десятого из крепостных берут в регулярную армию. В ней он служит двадцать пять лет, изучая ту или иную отрасль военного дела. Имея такое вымуштрованное войско, Грузия была бы непобедима.

— Такое войско потребует больших затрат, — заметил Бесики.

— Неужели мы не в состоянии содержать каждого десятого? Взгляни на городскую крепость, она около трёх миль длиною, а часовые стоят только у ворот, и то лишь для того, чтобы взыскивать установленные в пользу моурава налоги с людей, входящих в город. Такой большой город и не имеет гарнизона! Хорошо, что враг этого не знает, а иначе двести воинов, подкравшись с лестницами, могли бы овладеть крепостью с такой быстротой, что жители и ахнуть не успели бы.

— Враг умнее нас, — горько улыбнулся Бесики. — Все наши усилия тратятся на то, чтоб изгонять мусульман из наших же крепостей. Не проще ли было бы не отдавать их врагу?

— Вот в том-то и дело! Имеретинский царь Соломон с большим трудом освободил от османов Кутаисскую, Шорапапскую и Багдадскую крепости, но, вместо того чтобы утвердиться в них, взорвал стены, а турки восстановили их, заставив работать подданных самого же Соломона. Правда, Соломон правитель деятельный и решительный, а наш царь Ираклий, дай бог ему долголетней жизни, и подавно, но что даёт одна их решительность государству, когда у нас непрерывно идут войны? Даже железо сгорает от постоянного накала. Не видно конца нашествиям и набегам. Царь Ираклий обратился за помощью к русской императрице. А неужели мы сами не можем создать постоянного войска? Разве не лучше иметь одного хорошо обученного пушкаря, чем сотню необученных воинов, подобных нашим? От предков мы наследовали мужество и храбрость, но забыли об их уме и мудрости.