Бешеный волк - [4]

Никому нельзя верить. Ни в чем.

«Успокойся. Врагов здесь нет».

Волк дернулся, пытаясь вскочить, понял, что его читают, но тут же скрипнул зубами от боли и затих. С денек, пока будет нарастать новая кожа, придется пролежать бревно-бревном. И поневоле довериться хозяевам дома.

— На одной крови? — протянула тем временем ифенхи, изогнув бровь. — Это же впроголодь! Так нельзя!

— Рейн, чего ты хочешь от бродяги? Его никто ничему не учил! Сейчас многие молодые да дикие так живут, понятия не имея, что они такое.

Страдалец приоткрыл один глаз и глубокомысленно изрек:

— Неправда. Меня учил Юфус, некромант. И не надо обо мне говорить в третьем лице!

И закрыл глаз обратно, всем своим видом давая понять, что спит, плохо себя чувствует, серьезно ранен, и к нему приставать нельзя.

Старейшина закашлялся, скрывая смех, но взял себя в руки, поднялся и подошел к самой постели. Навис над раненым мрачной статуей.

Мало человеческого осталось в этом лишенном возраста существе, каким гляделся хозяин дома. Гладкая змеиная кожа отливала темной коричневатой зеленью, лицо напоминало, скорее, звериную маску — может быть, оттого, что совершенно лысый череп украшали стоячие кожистые уши, а может, из-за снисходительной холодной улыбки, обнажившей немаленькие клыки и ряд острых зубов. Одет хозяин дома был с небывалой роскошью, дорогие тяжелые шелка шелестели при каждом движении. Под длиннополым темно-бордовым одеянием — кахари фигуру плотно охватывал в несколько слоев широкий узорчатый пояс-кодэ, расшитый переплетающимися змеями. Под ними виднелись светлые шелка нижних одежд, тугим корсетом стянувших тело. Естественный змеиный запах Старейшины смешивался со странным терпким ароматом, незнакомым волчьему нюху гостя.

— Зовут-то тебя как, бродяга? — спросил он. Голос словно вопреки внешности, был приятного низкого тембра.

— Ваэрден Трилори, — гость открыл глаза и спокойно, даже вызывающе взглянул на хозяина дома. Тихо пискнула сидевшая рядом Рейн.

Да, тот самый Ваэрден Трилори, на которого точит зуб весь Орден Святого Сиареса с Малкаром ди Салегри во главе. Тот самый. Из-за него охота на ифенху с новой силой вскипела по всему Ниерр-ато. Бешеный Волк, выдав которого, вся стая надолго обретет покой. Волк битый. Пуганый.

— Ну что ж, отдыхай, лечись. Будь гостем, сколько пожелаешь. Убежище дается всем.

Больше Тореайдр не сказал ни слова. Кивнул, развернулся и вышел беззвучным скользящим шагом.

В спальне воцарилась тишина. Живой дышащий полумрак колыхался в такт пляске пламени в камине, причудливыми кляксами затекал в изгибы лепнины на потолке. Ваэрден лежал, прикрыв глаза, и слушал потрескивание дров и женское дыхание рядом. Шорох ее шелков. Горьковатый запах можжевельника, смешанный с молочным ароматом прохладной белой кожи. Легкое, почти неощутимое прикосновение острых коготков к щеке, вздох. Все, как перцем, щедро присыпано саднящей болью. Он чуть отвернул голову. Заигрывания незнакомой ифенхи его не трогали, подсыхающие ожоги волновали больше. Нагота не смущала — питомец Юфуса не умел стесняться из-за подобных мелочей. Ему просто было все равно.

Коготки скользнули к виску, прошлись по волосам. Ваэрден всем телом ощущал, насколько велико ее любопытство и желание потрогать, вызнать, каков же он на ощупь. От этого становилось страшновато. Ифенхи продолжала перебирать спутавшиеся прядки. Пальцы у нее были мягкие, прохладные, от этих касаний хотелось дремать.

— Гребешок по тебе плачет, Ваэрден, — проворковала она низким грудным голосом.

— Я как-нибудь переживу слезы гребешка по моей персоне, — скучным тоном ответил ифенху.

— Какой ты! — Рейн запустила пальцы глубже в волосы, прошлась ладонью по лицу, но Ваэрден даже головы не повернул, не сбил ритма дыхания. Тело налилось свинцовой тяжестью, желая только отдыха, лень навалилась такая, что он не соизволил даже мысленно пояснить настырной особе, что она ему неинтересна. Пожалуй, это была первая спокойная ночь за многие десятилетия. Наконец-то можно отдыхать не вполглаза, вскидываясь на каждый шорох, а поистине заснуть мертвым сном.

— Потерпи, будет немного больно, — вздохнула ифенхи. — Я вправлю кость, чтобы срослась ровно.

— Угу, — буркнул Ваэрден и крепче сцепил зубы. — А твоему папаше не стоило ее ломать… Рейн.

— Лемпайрейн, с твоего позволения, — прохладно отозвалась разочарованная равнодушием ифенху женщина. — И папа не нарочно.

— Угу. Так я и поверил.

Ее руки почти невесомо — но алден забери, как же больно! — дотронулись до грудины, пробежались, потом резко надавили. Ваэрден содрогнулся всем телом и впервые коротко взвыл. Ифенхи быстро перетянула ребра куском полотна и отступила на пару шагов.

— Все! Честное слово, больше не буду.

Он не поверил, и правильно. Потому что через пять минут она снова принялась теребить ему волосы. «Иди ты к демонам!» — хотелось сказать ей, но он молчал. Спать, спать! Налитое свинцовой тяжестью тело отказывалось желать чего-либо иного.

В последний раз инквизиторы почти сумели загнать его в угол, не пожалев деревни, в которой он укрылся. Все складывалось вполне удачно — местная девчушка не побоялась «большую собачку», раз в несколько дней сама таскала ей еду. Это был чуть ли не первый раз в жизни, когда он попробовал нормальное сырое мясо, а не тухлые потроха или крысятину… Но тут нагрянул лично командор Салегри (и как чует, старый пень?) и подпалил посевы вместе с лесным сухостоем. Лето в этом году жаркое, пламя быстро замкнулось в кольцо, перекинулось на дома. Доблестные рыцари не учли одного: загнанные в угол бешеные волки не боятся даже огня и пребольно кусаются. Ваэрден прошел через пламя и устроил резню. Остервеневший от боли и постоянной игры в кошки-мышки ифенху не дрался с инквизиторами — он их просто убивал. И не обращал внимания на собственные раны. Пощадил только самого Салегри. Вернее, попросту плюнул на него и послал ко всем демонам. Ифенху брел прочь, шатаясь от усталости, под гневные выкрики командора и не оборачивался… Нож в спину так и не полетел.