Бешеный «тигр» - [9]

— Ну, Иван, теперь я гарантирую один выстрел фугасным снарядом.

— Где один, там и другой. На ходу из нее разве что для страха палить, а остановимся — сообразим, что к чему. Я одно лето, помню, был на сборах, там мы изучали пушку. Конечно, не такую, да все они на один лад.

Танк тяжело вполз на шоссе и покатил к востоку. Управлял теперь машиной Иванов. Свойский, позевывая, следил за пленным и поглядывал на полотно шоссе, стелившееся между краснокорых сосен. Танк догнал обоз пароконных фургонов; повозочные свернули на обочину, почтительно уступая дорогу. Стемнело.

Впереди вспыхнули и погасли фары машины. Танк шел не сворачивая. Машина сбавила ход и, сигналя, свернула к самому краю дороги. Иванов шел прямо на нее, шофер с вытаращенными глазами высунулся из кабины. Раздался треск, и огромный пятитонный грузовик с пехотинцами полетел под откос.

— Ловко ты их левым бортом! — крикнул Свойский.

— Иван! — позвал Ложкин. 

— Я!

— Оставь пока технику противника в покое.

— Не бойся, эти не догонят.

— Могут догнать другие. Сейчас километрах в трех будет Павловка.

— Ясно! Проеду, как на параде, только бы сами не задевали.

— Постарайся. Я послушаю новости.

— Валяй.

Вращая ручку настройки, Ложкин слышал птичий щебет морзянки, обрывки фраз на немецком и румынском, венгерском и русском языках. Какой-то радист плачущим голосом кричал: «Самара, Самара! Я — Одесса! Одесса! Перехожу на прием». Послышался девичий смех и низкий голос: «Ах, Танечка, я уверяю вас…» Ложкин не узнал, в чем уверял смешливую радистку Танечку ее коллега. Повернув ручку, он услышал громкую немецкую речь. Первые несколько слов приковали его внимание. Говорил, вернее, почти кричал, видимо, какой-то очень важный военачальник:

«Это или сумасшедший, или предатель! И вообще вся эта история смахивает на какой-то детектив. Вначале вы ловите шпиона, потеряв при этом двух своих солдат, затем командир танка, вашего танка, поджигает дом и бросается в погоню за мифическим противником. Но при этом исчезает командир третьего батальона и его солдат! И дальше творится черт знает что! Погибает ваш сержант Прайслер! Каким образом он покинул танк? Кто убил его в спину? Почему ваш танк расстрелял роту капитана Гофмана? Капитан убит! Убито десять солдат, двадцать пять ранено! Где этот убийца, я спрашиваю вас! Где этот взбесившийся „тигр“? Арестовать немедленно Мадера! Слышите? Взять живым! Слышите, полковник фон Шельмахер?»

Он тяжело перевел дух, забулькала вода, зазвенело стекло. Слышно было, как он жадно пьет. Донышко стакана стукнуло о стол, и Ложкин услышал заключительную фразу: «Никаких объяснений слушать не буду. Срок два часа! Все!»

Стало тихо на этой волне. Слышались легкое потрескивание, жужжание и неясные голоса, как будто кто-то говорил за толстой стеной. Ложкин выключил радиостанцию и сказал Иванову:

— Положение осложняется.

— Догадались.

— Почти.

— Ну, тогда хорошо. Машины идут навстречу.

— Уступи дорогу. Хорошего мало. Приказано командира танка Мадера взять живым.

— Ах, Мадера!.. Вот дьяволы, слепят фарами…

— Чтобы схватить Мадера, они должны остановить наш танк.

— Вот это хуже.

— И все-таки у нас есть некоторые перспективы.

— Перспективы, — ответил с усмешкой Иванов, — перешибут гусеницу, и будут нам тогда перспективы. Мотоциклист перегнал нас, и легковая за ним. Зря я ту машину столкнул в кювет.

— Не жалей, Иван. Пока все идет блестяще.

— Да разве я жалею!

— Осталось пересечь Павловку, и при этом не останавливаться ни при каких обстоятельствах.

— Ясно. Смотри, ракеты засветились. Километров десять, не больше. При нашем ходе двадцать минут. Эх, кабы и дальше была такая ровная дорога!

— И ровная и прямая дорога не всегда ведет к цели. Не помню, кто это сказал. — Ложкин посмотрел на часы. — Сейчас начнет работать полковая рация.

— Включайся скорей, Коля. Пусть встречают. — Иванов смотрел на сероватое полотно дороги, обрамленное черными стенами деревьев.

Внезапно стены оборвались, по обеим сторонам теперь лежали невидимые поля. Бесшумно их обошла еще одна легковая машина с погашенными фарами. Над линией окопов запылали ракеты; все впереди ожило, задвигалось. Дорога пошла под уклон, машина покатилась легче. Откуда-то слева и справа в небо полились голубые и красные струи огня. Били крупнокалиберные пулеметы по невидимым самолетам. Иванов не слышал выстрелов: уши плотно закрывал тесный шлем, и этот бесшумный огненный ливень подействовал на него успокаивающе: тишина обманывала, опасность показалась пройденной, далекой.

В низине стали вспыхивать и торопливо гаснуть огни взрывов, освещая купы деревьев и соломенные крыши изб. И опять все утонуло в трепещущей полутьме. Только пулеметы поливали небо красными и голубыми струями холодного огня.

У въезда в деревню регулировщик пытался остановить танк, махая красным фонарем, но Иванов чуть не раздавил его; фонарь метнулся в сторону, и «тигр» пошел между домами по темной улице.

Иванов услышал:

— Переходить будем прямо через траншеи. 

— Договорился?

— Начштаба приказал переходить прямо через левый гребень. Держи на зеленые ракеты.

— Может, рискнем берегом, там ближе?

— Нельзя. Противотанковые мины… Помни — зеленые ракеты!