Бешеный пес - [4]

Вы принимаете душ. Вода льется сильной струей, обжигает кожу, но ЭТОГО ей не смыть. Страх смешивается в голове с жалостью к себе, потом с бешенством, отнимает разум: наверняка витамины, которые я каждое утро глотаю за завтраком, изменили результаты анализа. Витамины могут повлиять на результат, это же очевидно. Анализ необходимо повторить!

Но зачем?

Остатки сознания лишают надежды: анализ, прежде чем выдадут результат, повторяют минимум два раза. С двумя пробами крови. Нет шансов на ошибку, нет вообще никаких шансов. Покой бесповоротно уходит в прошлое. Улыбка тоже. Вскоре придет улыбка наигранная, чтобы никто не догадался, пока тело не выдаст симптомов. Появляется напряжение, селится где-то за грудиной и оттуда будет не раз и не два сотрясать все тело. Или слегка покалывать. Или у тебя пересыхает горло. Или только слабеют ноги. Тогда надо присесть на первую попавшуюся скамейку в парке, отереть но г со лба и ждать, пока отпустит. А оно не отпускает. Напряжение становится твоей повседневностью, будет с тобой постоянно, до самого конца. Но в первый день ты об этом не думаешь. Ты хочешь сразу заснуть, на веки вечные.

А Он велит жить!

Ибо от ЭТОГО уже не умирают. Теперь с ЭТИМ живут. Двадцать лет, сорок, до старости, если все хорошо сложится. Существуют таблетки, все более современные, более эффективные. Сегодня врачи говорят, что это — хроническая болезнь. Как многие другие. Не лечишься — умираешь. Лечишься — живешь. Но вы свое знаете. Вы меня уже в мыслях кладете в гроб, уже хороните. Лопаты, комья земли. В голову к вам лезут стереотипы, готовые схемы, матрицы, они уже занимают заранее определенные позиции, уже готовы аргументы для оценки, осуждения, приговора.

Педик — известно — это СПИД. Заслужил — вот и мучайся.

Кара небесная!

От Иисуса? Которого я люблю, как маму и папу? Который обо мне заботится?

Вы знаете ответ!

Не нужно его жалеть! А пальцем показывать — почему бы и нет? Плюнуть в лицо — с радостью. Закрыть перед ним дверь — как же иначе. Потому что СПИД в нашей стране — клеймо, невидимая черная метка, доказательство распутной жизни, доказательство зла. Потому что это болезнь, передаваемая через секс. А секс — нечто подозрительное.

К тому, что подозрительно, следует внимательно присматриваться. Ведь секс других — мое дело. Я буду оценивать, судить, отворачиваться с омерзением. Испытываешь отвращение — тогда почему задницы других тебе так интересны? «Эта порода ретива разузнавать про чужую жизнь, — пишет Блаженный Августин, — и ленива исправлять свою». Почему оценка ближних, их осуждение так необходимы вам, люди? Вы что, осуждая других, вырастаете в собственных глазах?

Вы, примерные католики, смотрите на падшего человека и думаете: мы лучше его, у нас все, как надо, мы высокоморальны, порядочны, чисты. Мы, верные жены, любящие мужья, заботливые матери, отцы, — мы все готовы к спасению. Господи Иисусе, бери нас прямо в рай! Всех вместе, оптом!

А тот — грязный, запятнанный, проклятый. Его свергни в ад!

Может, оно и правильно. Нужно встать на сторону добра.

Нужно меня осудить.

По самому простому кодексу: эго белое, а это черное, это хорошо, а это плохо, это морально, а это — смертный грех! Легче всего так: найти во дворе костела камень и поджидать меня. Это было бы морально. И я бы снес это, ибо заслужил.

Не каменьев в ваших руках боюсь я, но стыжусь, что совращаю вас с пути истинного. И боюсь этого. Боюсь, что вы слушаете меня и думаете: все, во что мы верили, не имеет ни малейшего смысла. И Церковь, и Господь Бог тоже. Но ведь это не так. И грешник в лоне Церкви, даже если он ксендз, наделен глубоким смыслом. И мое страдание.

Я спрашиваю Бога: зачем Ты призвал меня? Ты знал, что я не выдержу, что буду ездить в Берлин, Лондон, Париж. Буду бежать от пустоты, в которой нет Тебя, Боже. Что на церковные приношения куплю билет в гей-сауну, раз, второй, пятидесятый, что, возбужденный, разденусь в гардеробе, что окину взглядом элегантного бизнесмена в костюме, который, возможно, зашел сюда в перерыве между работой и женой, ждущей его с обедом, что быстро приму душ, там присмотрюсь к худощавому студенту со скандинавскими волосами и голубыми глазами, что, обернувшись полотенцем, побегу к кабинам. Дело в том, что сауна — это не просто сауна. Там есть слабоосвещенные узкие коридоры, лабиринты, запирающиеся кабинки площадью метр на два, есть и комнаты для группового секса — светлые и совершенно темные, дарк-румы, где собираются жирные мужики за пятьдесят в надежде, что между ними затешется какое-нибудь нежное двадцатилетнее тельце и даст им то, чего при дневном свете им уже не получить. Отовсюду слышны стоны, вздохи: ох, ах, еще, давай, сильнее, хватит. Ощущается запах пота, спермы и гениталий. Везде скользко, нужно соблюдать осторожность, чтобы не убиться. Кабинки открываются, мужики выходят, мокрые, расслабленные, и расходятся, каждый в свою сторону, знакомство окончено, теперь идут уборщики, с фонариками, в резиновых сапогах и латексных перчатках, вытирают тряпкой матрасы из кожзаменителя — и кабинка готова к следующим обильным оргазмам. Царство наслаждения, извращений, разнузданности. Практически в каждом районе каждой европейской метрополии есть своя сауна для геев, иногда бок о бок со стройными готическими храмами, и никто не удивляется, не препятствует, не запрещает. Все легально, вход несколько десятков евро плюс НДС — и получай свое. Кажется, я знаю их наперечет.