Бешеная кровь - [21]

— Самсонов задержан до выяснения обстоятельств попадания его в плен.

— А почему конвой?

— Для… — капитан начал заметно потеть, хотя было довольно прохладно. Переступил с ноги на ногу, чавкая липкой грязью под сапогами, и сказал, неподвижными глазами глядя в надменно-строгое лицо Бизона: — Положено.

— Хорошо. И куда вы его?

— В Москву, — проговорил капитан. Из него прямо на глазах вылетал хмель.

— Значит, так. Официально вам заявляю, что этот человек спас мою группу и лично мною будет представлен к награде.

— А где мой ножичек? — обиженно-дурашливым тоном спросил Леха, кукольным чертиком-провокатором вылезая из-за каменно-неподвижного плеча Бизона.

Бизон строго шевельнул бровями, пошарив глазами по капитану и конвоирам, и спросил:

— Где личное оружие Самсонова, добытое им в бою и переданное ему моими людьми?

— Оно изъято до выяснения обстоятельств, — уже совсем беспомощно пролепетал капитан.

Олег, глядя на Бизона и его парней, пожалуй, впервые в жизни понял, что означает выражение "смертельная угроза". Эта семерка буквально излучала угрозу. Лица строгие, замкнутые, в позах ярко выраженная пружинистая готовность к броску, оружие в руках, и стоят они так, что со стороны не понять, что тут происходит. Сделай капитан или его люди лишнее движение или произнеси неуместное слово — и, ясно без подсказок, сомнут, разметут их к чертовой матери, наплевав на последствия. Одно слово — сорвиголовы. Таким все едино, лишь бы было так, как им надо. А сейчас это значит — как скажет командир, которого они меж собой зовут Бизоном, явно не настроенный шутить.

— Пойдемте отойдем, — пригласил, а скорее, приказал он следователю и первым шагнул в сторону. Тот помешкал мгновение, решая, как поступить лучше, и пошел следом, тяжело и неловко скользя по липкой грязи.

Они отошли метров на десять и остановились.

— Ну все, братишка, — весело проговорил Леха, хлопая Олега по плечу. — Бизон тебя вытащит.

— Хотелось бы, — пробормотал Олег, с интересом и тревогой наблюдая за переговорами.

Он видел, как Бизон что-то втолковывает капитану, который больше озирается по сторонам, ища подмогу, чем слушает. И только когда на его погон легла тяжелая рука, впился глазами в его лицо. Говорили они недолго — минуты две или три. Бизон что-то записал в своем карманном блокноте, вырвал листок и отдал его капитану. Расстались они почти дружески, пожав друг другу руки.

Полковник Шевченко, 50 лет

С утра день задался на славу. Просто редкостный денек. Проснулся с отличным настроением, за ночь в городе не произошло ни одного ЧП, если не считать бытовой пьяной драки и автомобильной аварии. Позвонила дочка из Москвы и сказала, что они на выходные приедут всей семьей — с мужем и обоими внуками. Потом приятель из министерства сообщил, что по итогам комплексной проверки ему светит благодарность министра. Ну? Жить можно! Для подкрепления хорошего настроения он сделал то, что делал крайне редко в рабочее время. Он съездил в баню при доме отдыха. Баня там по нынешним меркам так себе, средненькая. Без наворотов, без египетских вентиляторов под потолком, без солярия и прочих новомодных штучек. Обшитые деревом стены, деревянная мебель, печь на дровах и просторный бассейн, в котором можно поплавать, а не только окунуться. Баня была его любимым местом, может быть, еще и потому, что уже много лет у него были добрые, приятельские отношения со здешним директором, немолодым, но очень подвижным и деятельным мужиком, благодаря которому бывший ведомственный дом отдыха до сих пор не развалился и не разворован, а коллектив в основном остался прежним. Нечего и говорить, что в баню и номера для полковника Шевченко всегда были открыты двери. Говорить о том, что его вкусы тут знали наизусть, и вовсе не приходится. Пожилая банщица Даша, заставшая тут куда как лучшие времена, заварила ему чай с травками — она знает с какими и сама их собирает, — он хорошо попарился, пропотел и напился крепкого чая с каплей коньяка. После такой процедуры он чувствовал себя помолодевшим, сбросившим сразу лет двадцать, отчего настроение еще больше улучшалось и хотелось жить. Жить! Красиво, счастливо, богато и долго. И в такие моменты в нем были силы для этого. Много сил. Сидя на дубовой лавке и утирая мокрые от пота шею и лоб, он расслабленно думал, что сейчас бы хорошо женщину, да помоложе. Не молодуху, какие сейчас только что не за рубль всем съезжим-приезжим отдаются, а хорошую, крепкую женщину лет тридцати, еще тугую и спелую, умелую и слегка медлительную. У него была такая. Не то чтобы любовница — для этого звания она была глуповата. А исключительно для того, чтобы удовлетворять его мужские желания, которые, к сожалению, возникали все реже. А может, и к счастью — меньше беспокойства, а значит, и риска меньше. Он весь на виду, его каждая собака видит и знает. Одним просто любопытно на начальство лишний раз поглядеть, а другие с интересом поглядывают. Желающих возглавить здешнюю милицию хоть отбавляй, а еще больше — охотников поставить на это место своего человечка. А для этого все средства хороши. Вон даже министров за банные дела снимают, не жалеют. Его и подавно жалеть не будут. Хотя успел он за годы службы заиметь сильных друзей, но и врагов нажил — как без этого. Поэтому в общественных местах — вроде бани в доме отдыха — вести себя должен скромно, прилично. Да и день белый, не время бабами заниматься. И водку пить не время. Без того хорошо. Отдохнул прилично, попарился, тело расслабил и даже вздремнул с четверть часа. Можно и на работу возвращаться.