Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [421]

Вскоре после своего приезда отец Вениамин был у отца Силуана, и они имели большую и важную беседу. Нам при­шлось посетить отца Вениамина в больнице на другой день. Он весь был под впечатлением этой беседы с отцом Силуа­ном и много раз с нескрываемым чувством удивления и бла­годарности повторял: «Какого друга дал мне Господь!..» Вы знаете, как он все раскрыл во мне... Потом дал мне три ука­зания; несколько раз повторил их, чтобы я не забыл, и в за­ключение добавил строго, как бы большой гвоздь вбил: «Если не сделаешь так, как говорю, то не спасешься».

По всему было видно, что эта встреча с Силуаном для отца Вениамина была большим откровением. Случилось это в по­недельник, первый день Петрова поста. Несмотря на то что по уставу монастыря в этот день до вечера не полагается ни­чего вкушать, отец Силуан «напоил его чаем» и сам пил. И эта незначительная деталь была отмечена отцом Вениамином, как показатель свободы отца Силуана от форм, свободы не по презрению, а по превосходству, ибо он знал его великое воз­держание.

Мы провели у отца Вениамина около часа; все это время он был очень сосредоточенным и ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить, и много раз повторял: «Какого друга дал мне Господь!»

Так только под конец своей жизни он узнал, кто был Си­луан; прежде он относился к нему хотя и очень дружест­венно, однако несколько снисходительно; как к хорошему монаху, но все же младшему. Подобным образом произошло и с некоторыми другими отцами на Святой Горе, которые лишь после смерти отца Силуана оценили его.

Монастырь Святого Пантелеимона очень большой, и хо­зяйство его сложно. Отдельные отрасли этого хозяйства име­ют своих заведующих, которые называются экономами. Эко­номы, в силу своих обязанностей, не могут иногда следовать общему порядку монастыря, и поэтому в большой братской трапезе имеется особый стол — «экономский», за которым они обедают, каждый, когда позволяют ему его дела. Послед­ние многие годы отец Силуан состоял экономом и ел в будни за этим столом.

В числе экономов был один из монахов — отец П., чело­век, резко выделяющийся из среды братии своими способно­стями, но как-то странно ему «не везло». Богатая инициатива отца П. в большинстве случаев не встречала сочувствия среди отцов, и его предприятия нередко кончались неудачами. Как-то, по случаю очередного провала одного из его начинаний, в трапезе за экономским столом его действия подверглись рез­кой критике. Отец Силуан был вместе с другими, но не при­нимал никакого участия в «суде». Тогда один из экономов, О. М., обращаясь к нему, говорит:

— Ты молчишь, отец Силуан, значит, ты за О. П... Тебе недороги интересы обители... Какой убыток причинил он монастырю.

Отец Силуан промолчал, быстро окончил свой обед, и за­тем, подойдя к О. М., который в то время уже отошел от сто­ла, говорит ему:

— Отец М., сколько лет, как ты в монастыре?

— Тридцать пять.

— Ты слышал когда-нибудь, чтобы я осуждал кого-либо?

— Нет, не слыхал.

— Так что же, ты хочешь, чтобы я теперь стал порицать О. П.?

Отец М. смутился и со стыдом ответил:

— Прости меня.

— Бог простит.

Когда отец Силуан впервые был назначен экономом, то, придя от игумена в свою келью, он горячо молился, чтобы Господь помог ему исполнять это ответственное послушание. После долгой молитвы был ему ответ в душе: «Храни благодать, данную тебе». Тогда понял он, что хранить благодать важнее и дороже всех прочих дел, и потому, вступив в свое новое послушание, он неусыпно следил за тем, чтобы не пре­рывалась молитва его.

Он имел под своим началом до двухсот рабочих. Утром, об­ходя мастерские, он давал в общих чертах указания старшим мастерам и затем уходил в свою келью плакать о «народе Бо­жием». Сердце его болело от скорби за рабочих; он оплаки­вал каждого.

«Вот Михаил, оставил свою жену с детьми в деревне и здесь за гроши работает. Ну каково ему быть так далеко от дому, не видеть ни жены, ни милых деток своих... Вот Ники­та, только что женился и оставил свою молодую беременную жену и старуху мать... каково было им отпустить этого еще юношу, любимого сына и мужа... Вот Григорий, оставил ста­риков родителей, молодую жену и двух малышей-младенцев и пришел сюда работать за кусок хлеба... и что он выработает здесь... Какая же бедность у них, чтобы решиться оставить всю семью... и какая должна быть у всех у них скорбь... И вообще, в какой ужасной бедности живет весь этот народ... Вот Николка, совсем еще мальчик... с какою болезнью от­пустили его родители так далеко, среди чужих людей, ради нищенского заработка; как должно скорбеть сердце родите­лей... О, в какой бедности и страданиях живет народ... И все они, как овцы заброшенные, никто о них не попечется, ни об их воспитании и обучении... научаются оки всяким порокам, дичают, грубеют...»

Так говорил блаженный старец, и страдала душа его за всех бедняков; страдала, несомненно, больше, чем все они сами, так как он видел в их жизни еще и то, чего они сами в себе не замечали по необученности своей.

«Сердце сердцу весть подает», — говорит народная посло­вица. Таино молился старец о «народе Божием», но рабочие это чувствовали и любили его. Он никогда не висел у них над душой во время работы, не подгонял их, но они, обласкан­ные, веселее работали и с большей энергией, чем у других. Другие экономы «наблюдали обительские интересы»; а кому не известно, что когда привходит забота об «интересах», тогда человека не видят. Интерес, подлинный интерес обители, ста­рец видел в том, чтобы соблюдалась заповедь Христа.