Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [133]

А можешь ты мне дать райских плодов?» — «Отчего же, с удовольствием, протяни мне твою мантию». Иеромонах протянул, и отец Пимен насыпал в нее много чудных плодов. В это время иеромонах увидел своего покойного отца, быв­шего священником. «Тятенька, тятенька, и ты тут!» — радос­тно воскликнул он и протянул к нему свои руки. Конец ман­тии выпал из рук, а с ним и плоды упали на землю. Иеромонах проснулся. Было утро. Иеромонах подошел к окну своей кельи и услышал крик: «Ах ты, негодяй! — кричал по­вар. — Опять мало воды принес, надо, чтобы все ушаты были наполнены, а ты и не заглянул в них вовсе, скотина!» Руга­ясь, повар тузил отца Пимена кочергой сколько у него хвата­ло сил. Иеромонах вышел.

— Оставь его, — обратился он к повару.

— Отец Пимен, где ты сейчас был?

— Да заснул немного в поварне и по старческой памяти забыл воды принести в достаточном количестве, чем и навлек на себя справедливое неудовольствие повара.

— Нет, отец Пимен, не скрывай от меня, где ты сейчас был?

— Где я был? Там же, где и ты. Господь по неизреченной Своей милости уготовил мне сию обитель.

— А что было бы, если бы я не уронил плоды? — спросил иеромонах.

— Тогда они остались бы у тебя, и ты, проснувшись, нашел бы их в мантии, но только я тогда оставил бы мона­стырь, — отвечал отец Пимен.

Вскоре после этого отец Пимен скончался и навсегда пе­реселился в уготованную ему обитель. Да сподобит и нас Гос­подь вселиться во святые Его дворы со всеми благоугодивши­ми Ему!

Один афонский монах рассказывал оптинскому старцу следующее: «В молодости я был очень богат и вел самый ве­селый образ жизни. Счастье мне всюду улыбалось. К зрелым годам я сделался очень крупным фабрикантом, доходы свои считал миллионами. Обладая отличным здоровьем, я никогда не задумывался над жизнью, воздаяние за гробом казалось мне басней.

Однажды после обеда я заснул в своем кабинете. Вдруг вижу ясно, как наяву, светлого Ангела, который, взяв меня за руку, сказал: «Пойдем, я покажу твое место, которое будет твоим вечным жилищем». Я в страхе последовал за Ангелом. Спустились мы в долину. Посреди нее возвышалась конусо­образная гора, из которой вырывались клубы дыма, а из недр той горы слышны были вопли. «Вот, — сказал Ангел, — то место, в которое ты переселишься после смерти, если будешь жить, как теперь живешь. Господь повелел открыть тебе это». Ангел стал невидимым, я проснулся. Встав, я воздал благода­рение Богу, давшему мне время на покаяние. После этого я поспешил завершить свои дела. Жене оставил больше милли­она денег, столько же детям, а сам удалился на Святую Афон­скую Гору.

Игумен сначала не хотел меня брать, видя мои зрелые лета и неспособность к труду, но я пожертвовал на монастырь мил­лион и меня взяли. В настоящее время сподобился схимни­ческого чина и с Божией помощью надеюсь избежать того места мучений».

15 июня 1909 г.

В нынешнем Евангелии читали мы о пребывании Госпо­да Иисуса Христа в Капернауме. Господь сказал жителям этого города, что придут многие от востока и запада и воз­лягут с Авраамом, Исааком и Иаковом, а сыны царствия из­гнаны будут вон. Куда вон? Очевидно, в ад. Разъяренные ка­пернаумцы, как дикие звери, бросились на Спасителя, окружили Его и повлекли к высокой скале, с которой хотели сбросить Его, но Он же прошед посреде их, идяше (Лк. 4, 30). Идяше — без указания начала и конца действия, идяше все время.

В Евангелии скрыт глубокий смысл, который постепенно проясняется для человека, внимательно читающего Писание. И по этой неисчерпаемой глубине содержания узнаем мы о Божественном происхождении Книги, потому что всегда можно отличить дело рук человеческих от творения Божия.

Видали ли вы искусственные цветы прекрасной француз­ской работы? Сделаны они так хорошо, что, пожалуй, не усту­пят по красоте живому растению. Но это — пока рассматрива­ем оба цветка невооруженным глазом. Возьмем увеличительное стекло и что же увидим? Вместо одного цветка — нагроможде­ние ниток, грубых и некрасивых узлов; вместо другого — пре— чудное по красоте и изяществу создание. И чем мощнее увели­чение, тем яснее проступает разница между прекрасным творением рук Божиих и жалким ему подражанием.

Чем больше вчитываемся мы в Евангелие, тем явственнее разница между ним и лучшими произведениями величайших человеческих умов. Как бы ни было прекрасно и глубоко лю­бое знаменитое сочинение — научное или художественное, но всякое из них можно понять до конца. Глубоко то оно глубо­ко, но в нем есть дно. В Евангелии дна нет. Чем больше всматриваешься в него, тем шире раскрывается его смысл, неисчерпаемый ни для какого гениального ума.

Но Он же прошед посреде их, идяше. Кто? По историческо­му смыслу — Господь. Но кроме исторического значения евангельская история имеет другое, применительное к каж­дому из нас. Кто же это Он? Это — ум наш, идущий горе. «Горе имеем сердца» — стремится душа наша, ум наш к Гос­поду. Но, как дикие звери, окружают помыслы, искушение, суета, и опускаются крылья, поднимавшие дух, и кажется, никогда не устремиться ему горе. «Господи, Господи... жаж­ду общения с Тобой, жизни в Тебе, памятования о Тебе, но постепенно рассеиваюсь, развлекаюсь, ухожу в сторону. По­шла в церковь к обедне. Только началась служба, а у меня появляются мысли: «Ах, дома я то-то и то-то не так остави­ла. Такой-то ученице надо вот что сказать. Платье-то я вы­гладить не успела...» И много других мыслей о якобы не­отложных заботах. Смотришь, уже и «Херувимскую» пропели, уже и обедня к концу. Вдруг опомнишься: молилась ли? Раз­ве я с Господом беседовала? Нет, телом была в храме, а ду­шой — в будничной суете. И уйдет такая душа из храма со смущением, неутешенная.