Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни - [124]

Однажды у него спросили, как и давно ли получил он дар молитвы? Батюшка со свойственным ему простосердечием ответил: «Молитва сама учит. Сказано: даяй молитву моляще­муся, и кто расположен к ней, тот услышит о ней одно слово и уже держится ее; а я читал «Добротолюбие» и... дальше ста­рец не докончил, так как остальное было ясно.

Батюшка как сам был непрестанный молитвенник, так и других располагал к занятию Иисусовой молитвой, и в своих наставлениях особенно хорошо говорил о молитве, как о са­мом необходимом для каждого человека деле. Если же в ком видел особенное расположение к ней, то старался развивать и поддерживать в нем искру этого стремления своими опыт­ными мудрыми советами, согласно святоотеческих писаний об этом предмете, изложенных в «Добротолюбии».

Нетерпеливых же и неопытных старец решительно и стро­го предохранял, не допуская касаться высоких степеней мо­литвы, уча их проходить этот путь постепенно, начиная с мо­литвы Иисусовой, произносимой устно и непременно по четкам в определенном количестве. «Это предохраняет от вы­сокоумия, — говорил старец, — иной раз, не соблюдая счета, можно подумать, что по количеству очень много молитв про­говорил; а если считать по четкам, то окажется, что и одной сотни не прошел».

«Если и не достигнешь вполне плодов и совершенства мо­литвы, то хорошо и то, если скончаешься на пути к ней. Вы­сокого (то есть утешения и духовных озарений) не ищи; оно приходит, когда Богу угодно». Сам закалившийся в терпении, старец и других вел этим же путем. — В терпении вашем стяжите души ваша; и, претерпевый до конца, той спасен бу­дет — были и его, так же как и старца Амвросия, любимыми словами. «От утешений, даже и духовных, для неопытных бывает больше вреда, чем пользы, — говорил он, — от них душа незаметно возносится и, привыкши к ним, слабеет, и потому в случающихся скорбях малодушествует и падает. Тер­пение есть мати утешения — вот что говорят святые отцы».

На вопрос: какое истинное намерение должно быть при молитве? — Старец ответил: «Спасение; чтобы просить поми­лования, а не утешения; и не по тщеславию молиться, а что­бы терпеть со благодарением все скорбное находящее. И если какое утешение получаем в молитве, то еще больше должно считать себя виновным и должником, что задаром получил».

«Некоторые говорят, что в церкви при молитве со счетом нельзя внимательно слушать, что читается и поется, — гово­рил старец, — нет, значит, можно, когда достает времени и на разные помыслы. Конечно, и в древние времена преподобные отцы творили молитву по счету; для этого они же и изобрели четки». Как например полезности такого упражнения, старец указывал на скитского послушника Л.42 «Он жаловался мне, — рассказывал батюшка отец Иосиф, — что ему скучно долго стоять в церкви и потому все хочется тихо подпевать клирос­ным. Тогда я ему сказал, чтобы вместо этого он творил по четкам молитву Иисусову. Он начал это исполнять и говорил, что ему стало легко стоять в церкви и не скучно, и время бо­гослужения казалось непродолжительным. Итак он и во вре­мя болезни своей творил молитву Иисусову, и все желал быть один; так и умер с молитвой».

Вообще он своим сильным словом и живым примером воз­буждал, поднимал дух и доказывал воочию, что как в древние времена, так и теперь упражнение в молитве возможно и даже необходимо для всех; что молитвой все получается, даже са­мая молитва, и поэтому не нужно никогда оставлять ее.

Его великое смирение и непрестанная сердечная молитва вселили в него Самого Господа, и облагодатствованный ста­рец был выше всего земного. Что этот «схимник» был дей­ствительно подобен пламенному Серафиму, свидетельствует нижепомещаемый рассказ известного Оптинской и Шамор­динской обителям досточтимого иерея отца П. Левашова.

«В 1907 году я первый раз посетил Оптину пустынь как-то случайно, ибо к этому не готовился.

Кое-что слыхал раньше о старцах, но никогда их не видал. Когда я приехал в обитель, то прежде всего лег спать, так как в вагоне провел безсонную ночь. Колокол к вечерне разбудил меня. Богомольцы отправились в храм на богослужение, я же поспешил в скит, чтобы иметь возможность побеседовать, когда всего менее было посетителей. Расспросив дорогу в скит, а там келью старца Иосифа, я, наконец, пришел в при­емную хибарки. Приемная — это маленькая комнатка с весь­ма скромной обстановкой. Стены украшены портретами раз­ных подвижников благочестия и изречениями святых отцов.

Когда я пришел, там был только один посетитель, чиновник из Петербурга. В скором времени пришел келейник старца и пригласил чиновника к батюшке, сказав мне: «Он давно ждет». Чиновник побыл минуты три и возвратился; я увидел: от головы его отлетали клочки необыкновенного света, а он, взволнованный, со слезами на глазах, рассказал мне, что в этот день утром из скита выносили чудотворный образ Ка­лужской Божией Матери, батюшка выходил из хибарки и молился; тогда он и другие видели лучи света, которые расхо­дились во все стороны от него молящегося. Через несколько минут и меня позвали к старцу. Вошел я в убогую его келей­ку, полумрачную, с бедной, только деревянной обстановкой. В это время я увидел глубокого старца, изможденного без­прерывным подвигом и постом, едва поднимающегося со сво­ей коечки. Он в то время был болен. Мы поздоровались; че­рез мгновение я увидел необыкновенный свет вокруг его го­ловы четверти на полторы высотою, а также широкий луч света, падающий на него сверху, как бы потолок кельи раз­двинулся. Луч света падал с неба и был точно такой же, как и свет вокруг головы, лицо старца сделалось благодатным, и он улыбался. Ничего подобного я не ожидал, а потому был так поражен, что решительно забыл все вопросы, которые толпи­лись в моей голове и на которые я так желал получить ответ опытного в духовной жизни старца. Он, по своему глубочай­шему христианскому смирению и кротости — это отличитель­ные качества старца, — стоит и терпеливо ждет, что я скажу; я пораженный не могу оторваться от этого, для меня совер­шенно непонятного, видения. Наконец, я едва сообразил, что хотел у него исповедоваться и начал, сказав: «Батюшка! я ве­ликий грешник». Не успел я сказать это, как в один момент лицо его сделалось серьезным, и свет, который лился на него и окружал его голову — скрылся. Предо мной опять стоял обык­новенный старец, которого я увидел в первый момент, когда вошел в келью. Так продолжалось недолго. Опять заблистал свет вокруг головы и опять такой же луч света появился, но теперь в несколько раз ярче и сильнее. Исповедовать меня он отказался по болезни своей. Спросил я совета его об откры­тии в своем приходе Попечительства и просил его святых молитв. Я не мог оторваться от столь чудного видения и раз десять прощался с батюшкой и все смотрел на его благодат­ный лик, озаренный ангельской улыбкой и этим неземным светом, с которым я так и оставил его. После еще три года я ездил в Оптину пустынь, много раз был у батюшки отца Иосифа, но таким уже более никогда не видел его.