Беседы в пути - [3]

— Верно, потому что его мир — этот корабль! Мы уже тысячу раз толковали об этом, и ничего нового все эти копания и разговоры не принесли. Да, мир Рауля — наш корабль. А чего ты, собственно, хочешь? Чтобы он рвался к чему-то, возможно даже — тосковал и горевал о чем-то, что ему так или иначе доведется увидеть не раньше, чем через энные десятки лет? Зачем? Для чего? По временам я даже спрашиваю себя о том, не лучше ли было бы вообще, если б он не натыкался беспрестанно на наши воспоминания о Земле? Так ему недалеко и до ощущения, будто его ограбили, обделили в чем-то, и все только из-за того, что мы придаем этому обстоятельству непомерно большое значение и без нужды лишний раз сосредоточиваем на нем его внимание. Только понапрасну запутываем детей.

— Как хочешь, а мне от всего этого не по себе. Иногда… Что будет, когда мы вернемся? Как ему найти себя и свое место на чужой для него Земле, с которой он ничем не связан? Не останется ли тогда родиной для него корабль? Понимаешь, я не хочу, чтобы он горевал тогда об утраченном мире, в котором до неба можно добраться с помощью лестницы. Парк на первом уровне — пятнадцати метров высотой, в остальных уровнях не будет и трех. Для нас корабль — всегда и только — средство передвижения, пользуясь которым горстка людей отправилась в путь. Да, мы обвыклись и тут, и все же для нас здесь не дом. А вот как насчет наших детей? Замечаешь ли ты, как далека для них Земля? А корабль — не маловата ли чуточку такая родина? И не маловат ли чуточку экипаж для человечества?

— А исследователи, которые шли на многолетнее заключение, чтобы проверить возможность работы в изоляции? Подумала ли ты и о них? Таку Исихара четыре года прожил с семьей на старой космической станции, без каких-либо контактов с другими людьми, даже без радиосвязи. И там не было парка, не было бассейна, щедро оснащенных лабораторий… Разве они жаловались? Не работали разве изо всех сил? Или, может быть, в течение этих четырех лет худо воспитывались дети? А они находились там всего только вчетвером! Но и для четверых там не было по-настоящему достаточно места: ты прекрасно знаешь, что представляла из себя старая космостанция. Да как же нам тут жаловаться?!

И это он также говорил не раз… Света знала, что он прав, но не менее хорошо знала она и то, что будет сомневаться в этом, опять и опять сомневаться в этом. Карел продолжал:

— И для них это был действительно всего лишь эксперимент, им было известно, что четырехлетнее добровольное заточение не имеет другого смысла, кроме проверки собственной их реакции на него. У них не было цели.

— А у нас?

— Через пятнадцать лет мы достигнем планет альфы Центавра.

— Раулю к тому времени исполнится двадцать шесть, — тихо сказала Света.

Второй уровень

Шел девятнадцатый год полета. Случившееся было столь экстраординарным, что Астронавтический центр спешно командировал на станцию инспектора. Он прибыл с очередным рейсом ракеты обеспечения: высокого роста, с темно-русыми волосами, сухощавый мужчина под пятьдесят, чье и без того непримечательное лицо имело такое выражение, будто он вот-вот задремлет. Теперь он восседал в кабинете станционного психолога — среднего роста южанина одного примерно возраста с инспектором, мускулистое тело которого выказывало первые признаки тучности. Руководитель станции, сопровождавший инспектора и представивший ему психолога, успел уже скрыться из кабинета под предлогом неотложной работы, препоручив наиболее неприятную часть беседы своему подчиненному.

— Отчет ваш я прочел, — веско заметил инспектор. — И все-таки я просил бы вас еще раз вкратце описать ход событий. Надеюсь, это поможет нам разобраться в случившемся и избежать в дальнейшем повторения подобных ситуаций. Или нет, поступим иначе: я расскажу вам, что сумел уяснить из вашего сообщения, а вы, коль скоро потребуется, дополните мое изложение. Психолог согласно кивнул.

— Прекрасно, — продолжал инспектор. — Итак, Хвитби работал на станции с четвертого августа. Он выполнял свои обязанности к полному удовлетворению начальства, не проявляя каких-либо признаков психической неустойчивости. Что подтверждалось и обычными периодическими обследованиями. А затем, двадцать третьего августа, произошел…

Тут психолог прервал его, отрицательно покачав головой, и сказал:

— Считаю необходимым указать на то, что здесь, на станции. Хвитби подвергался лишь тесту Г-четыре, как это обыкновенно практикуется по прибытии нового персонала.

— Насколько мне известно, Г-четыре — всего только соматический контроль общего состояния? — удивился инспектор, и психолог отметил про себя, что собеседник сказал «насколько мне известно». Сам инспектор, похоже, не был специалистом. Подобное случалось.

— Совершенно верно, — подтвердил он. — Так предусмотрено служебными инструкциями, поскольку при перелете к станции могут возникнуть определенные нарушения в физическом состоянии сотрудников, но крайней мере теоретически. Первый психический тест, как правило, Б-семь либо Б-одиннадцать — выполняется после четырехнедельного пребывания здесь. По данной причине, — речь психолога зазвучала категоричнее, он говорил теперь чуть медленней, хотя и не настолько, чтобы это обращало на себя внимание, — по данной причине я и не мог обследовать Хвитби прежде, чем случился известный инцидент. Сотрудники станции, все без исключения, проходят перед вылетом к нам фундаментальное обследование в Центре, так по крайней мере значится в предписании. И если коллеги на Земле… Впрочем, я не хотел бы строить необоснованных гипотез. До сих пор они направляли к нам отборные кадры.