Беседы в пути - [2]

— Что за Джон? — удивленно вмешалась в разговор Света. Не то чтобы она особенно увлекалась футболом, но одно ей было известно точно: никакого Джона на борту нет.

— Да Юс, — с готовностью пояснил Рауль.

— Ты имеешь в виду Юсуфа? — догадался Карел. — С какой стати вы его Джоном величаете?

— Да потому, что он такой здоровенный. Как Маленький Джон.

— А это еще кто такой? — изумилась мать Рауля.

— Ну, тот самый Маленький Джон, который воевал вместе с Робином Гудом против шерифа из Ноттингема. У Вена есть такая старинная книга, в которой рассказывается о приключениях Робина Гуда. Он говорит, ей чуть ли уже не сто лет, этой книге. А сами истории намного старей. Робин и Маленький Джон, ну и другие там, жили все время в лесу и помогали крестьянам, защищали их от шерифа. В настоящем лесу! Вот здорово, а?

— И где же это происходило? — спросил отец и прикинул, стоит ли съесть еще чего-нибудь или лучше уж воздержаться.

— Да на Земле, конечно! — воскликнул удивленный вопросом Рауль.

— И где на Земле?

— Где? Хм… не знаю. На Земле, и все.

Карел и Света молчали.

— Ну да, где-то там на Земле, где есть настоящий лес, — продолжал Рауль. — Он намного больше, чем парк, намно-о-го больше. Самое маленькое… в сто раз больше. И без второго уровня сверху.

Позднее, когда Рауль уже заснул, родители еще сидели в гостиной. Света, быстро нажимая клавишу управления, проецировала на небольшой экран какую-то энциклопедию, и после каждого нажима страница на экране сменялась следующей.

— Послушай, — обернулась она к мужу, — а ты не знаешь, что там за история, с этим Робином Гудом?

Карел отложил в сторону теоретическое исследование о направленных мутациях у кониферов. Со стола упала при этом другая книга; сервомат активировался, поднял ее и вернулся на свое место в стенной нише.

— Представления не имею, — сказал Карел. — А в чем дело?

— Да нет, так, ничего, просто подумалось… — Она приостановилась, размышляя, надо ли опять начинать все сначала. — Это было вроде того, как недавно… ну ты ведь помнишь, когда малыш явился с тем стихотворением, о мигающих звездах… да ты знаешь, о чем я. Когда он спросил, как это звезды могут мигать.

— Мне казалось, что я ему все объяснил, — чуть недовольно произнес Карел.

Она опустила плечи и кивнула устало; она понимала, что нет, в сущности, никакого смысла опять ворошить прежнее.

— Да, — сказала она, — ты объяснил ему, что происходит с переменными звездами: изменение блеска и тому подобное.

— Совершенно верно, — подтвердил он и хотел снова приняться за тетрадь с заметками своего коллеги Гюнтера, без сомнения, прямо околдованного этими кониферами, как видно, его давнишним хобби. «Наверное, удалось бы провести по меньшей мере одну серию опытов с семенами и полученными из них саженцами, — думал Карел. — Досадно, что нельзя высеять облученный семенной материал в парке; времени хватило бы вполне… да нас туда, конечно, и близко не подпустят, места-то ведь совсем нет. И что только Гюнтер себе возмечтал…»

— Не надо было этого делать. Так не надо было, — не успокаивалась Света.

— Да уж, не очень удачно вышло. Я и сам знаю, что в стихотворении говорилось вовсе не о переменных, а о самых что ни на есть обыкновенных звездах, и о рассеянии световых лучей в земной атмосфере я тоже сообразил. После. Ну и что? Здесь одно объяснение стоит другого. Мальчуган видел звезды только на телеэкране, и там они не мигают. Но ты это знаешь, в конце концов, не хуже меня. И я не понимаю, к чему весь этот сыр-бор.

— Дело не в этом одном объяснении. Но я не хочу, чтобы у мальчика сложилось искаженное представление о Земле. Сегодня вот опять эта история с лесом. «Настоящий лес», — сказал он. А ты понял, как он его себе представляет? Вроде парка, только побольше. «В сто раз больше», — говорит он, и для него это уже невообразимо много. А ведь ни один человек не назовет лесом кучку деревьев, будь их хоть в тысячу раз больше, чем в парке. Я имею в виду — если он знает, что такое настоящий лес.

— Вот именно, — сказал с ударением Карел. — Если он знает, что такое настоящий лес. Рауль не знает, и что же? Не думаешь ли ты, будто человек, не видевший леса, хуже того, который видел? Но ведь это абсурд! Даже и на Земле были времена, когда иные из горожан в глаза не видали леса, ни разу в жизни не выбирались за пределы своих городков. Но мы уже столько раз говорили о том, что нет никакого смысла цепляться за вещи, которые теперь все равно далекое прошлое. И тем более это относится к мальцу. Пойми же, вот этот вот корабль — его обычная среда, и нет никаких причин для того, чтобы ему здесь было плохо. А часто ли, кстати сказать, ты думаешь о Земле? Может, каждый день? Или каждый час? — Он говорил негромко, но настойчиво, как и всегда, когда речь заходила об этой стороне их жизни.

Света хотела что-то ответить, но передумала. В самом деле, не впервые слышала она этот аргумент, да и Карел был прав: разлука с Землей не отзывалась той болью, о какой она со страхом думала иногда вначале, в первые годы полета. Воспоминания потихоньку бледнели, и заботы дня связаны были с кораблем.

— И все-таки Земля наша родина, — сказала она, и ее «все-таки» было ответом на его вопрос. — Я не хочу, чтобы наш сын считал своей родиной корабль, всего лишь металлический осколок, не хочу, чтобы Земля и человечество стали для него пустыми абстракциями! Не хо-чу! А человечество? Знаешь ли ты, что для него такое — человечество? Это мы здесь, наши полторы сотни экипажа. Конечно, ему известно и о тех, на Земле, но что с того? Он не знает ни одного из них, для него они лишь имена. Будто все они давным-давно умерли, будто их уже больше нет, не существует, а может, и не было никогда. Им просто нет места в его мире.