Беседы старца с духовными чадами (1907-1913 гг.) - [5]

Но преподобный начал настаивать, чтобы они не скрывали от него своих добродетельных дел. Женщины, боясь ослушаться старца, начали говорить ему о своей жизни:

— Мы были чужими друг другу, но, выйдя замуж за родных братьев, стали жить вместе и вот уже пятнадцать лет не разлучаемся. За это время мы ни разу не поссорились и не сказали друг другу ни одного обидного слова. Стараемся, по возможности, почаще бывать в храме Божием, соблюдаем установленные посты. Сколько можем, помогаем неимущим… Ну, с мужьями живем, как с братьями, а уж больше решительно ничего нет у нас доброго.

— А что, — спросил старец, — считаете ли вы себя святыми или праведными за добро, которое делаете?

— Святыми? — удивились женщины. — Какие мы святые или праведные?! Мы величайшие грешницы. Помолись о нас, святый отче, да помилует нас Господь!

Преподобный преподал им свое благословение и удалился в пустыню, благодаря Бога за полученное вразумление. Женщинам он не сказал ни слова о своем видении, боясь, как бы не повредить им своей похвалой.

Подобно Макарию Великому, и святому отшельнику Питириму Ангел возвестил однажды, что, несмотря на его подвиги, он не достиг еще той святости, как одна послушница, живущая в общежитии в монастыре. По внушению Ангела святой Питирим отправился в указанный монастырь. Придя туда, он попросил игумению показать ему всех сестер обители. Когда все явились и начали подходить под благословение, святой Питирим сказал:

— Нет ли еще сестры?

— Есть, — сказала игумения, — но ее нельзя привести, она наполовину безумная, и мы ее терпим в монастыре только из сострадания.

Святой все-таки велел ее привести. Пришла она в жалком рубище, со сбитым платком на голове.

— Где ты была, мать? — спросил святой.

— У выгребной ямы лежала.

— Что же ты, мать, лучшего места не нашла?

— Да лучшего места я и не стою.

Святой Питирим позволил ей уйти, а затем, обращаясь к игумении и сестрам, сказал:

— Ваш монастырь имеет неоценимое сокровище: эта смиренная сестра ваша есть великая угодница Божия.

Услышав это, все сестры взволновались. Одна призналась преподобному, что часто била сестру; другая всячески поносила ее; третья относилась к ней с величайшим презрением, не считая ее даже за человека; четвертая призналась, что часто нарочно выливала на нее помои. Сестры хотели тотчас же попросить прощения у обиженной, но та, узнав об их намерении, тайно оставила монастырь, избегая славы, которая погубила бы ее. Господь сказал: "…Всяк возносяйся смирится, и смиряяйся вознесется" (Лк.14:11).

Июнь 1909 г

В настоящее время не только среди мирян, но и среди молодого духовенства начинает распространяться такое убеждение: будто бы вечные муки несовместимы с беспредельным милосердием Божиим, следовательно, муки не вечны. Такое заблуждение происходит от непонимания дела. Вечные муки и вечное блаженство не есть что-нибудь только извне приходящее. Но все это прежде всего внутри самого человека. …Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17:21). Какие чувства насадит в себе человек при жизни, с тем и отойдет в Жизнь Вечную. Больное тело мучается на земле, и чем сильнее болезнь, тем больше мучения. Так и душа, зараженная различными болезнями, начинает жестоко мучиться при переходе в Вечную Жизнь. Неизлечимая телесная болезнь кончается смертью, но как может окончиться душевная болезнь, когда для души нет смерти? Злоба, гнев, раздражительность, блуд и другие душевные недуги — это такие гадины, которые ползут за человеком и в Вечную Жизнь. Отсюда цель жизни и заключается в том, чтобы здесь, на земле, раздавить этих гадов, чтобы очистить вполне свою душу и перед смертью сказать со Спасителем нашим: "…Грядет сего мира князь и во мне не имать ничесоже" (Ин.14:30). Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых. Если бы и поместили ее в рай, то ей самой нестерпимо было бы там оставаться и она стремилась бы уйти оттуда.

Действительно, каково немилосердной быть среди милостивых, блудной — среди целомудренных, злобной — среди любвеобильных и т. д.

Один бедный учитель попал однажды на великосветский обед. Посадили его между генералами. Неловко он себя чувствовал: с ножом и вилкой не так обращался, как его высокие соседи; подвязал салфетку, видит, нехорошо, другие соседи не подвязывают, положил на колени, а она предательски на пол соскользнула, пришлось нагибаться и поднимать с пола. Блюд было много, учитель от некоторых отказывался, так как не знал, как к ним приступить. Весь обед сидел он как на иголках и только мечтал, когда же все кончится. Остальные вели себя как дома, все блюда отведали, весело разговаривали, смеялись. Наконец обед кончается. После десерта несут последнее блюдо: маленькие стаканчики, наполненные какой-то беловатой жидкостью, поставленные в большие стеклянные чашки. Подали сначала генералу, сидевшему рядом с учителем, тот взял и поставил рядом с собою. Учителю очень хотелось пить, взял он стаканчик и выпил залпом. Не особенно вкусно показалось — вода теплая с мятой. Но каково было смущение бедного учителя, когда он увидел, что все стали полоскать рот и никто эту воду не пил. Вконец смущенный, встал он из-за стола и в глубине души дал клятвенное обещание никогда не бывать на великосветских собраниях.