Беседы со Сталиным - [12]

С другой стороны, у меня состоялась совсем не такая встреча с органами советской секретной службы. Благодаря капитану Козовскому меня навестил в ЦДКА скромно одетый, невысокого роста человек, который не скрывал того, что он из органов государственной безопасности. Мы договорились встретиться на следующий день в настолько конспиративной обстановке, что – как раз по той причине, что я на протяжении столь многих лет был нелегальным сотрудником, – я посчитал чересчур сложным. На находившейся неподалеку улице меня ждала машина. После езды запутанным маршрутом мы пересели в другую только для того, чтобы нас высадили на какой-то улице огромного города, по которой мы потом отправились на третью улицу, где из окна огромного жилого дома кто-то выбросил нам маленький ключ, с помощью которого мы наконец попали в просторную и роскошную квартиру на третьем этаже. Хозяйка квартиры – если она была хозяйкой – одна из тех северного типа блондинок с ясными глазами, чья полногрудость подчеркивает красоту и силу. Ее ослепительная красота не играла никакой роли, по крайней мере в данном случае, но оказалось, что она была более важной персоной, нежели человек, который привел меня. Она задавала вопросы, а он записывал ответы. Их больше интересовали те, кто функционировал в отделах коммунистической партии, чем люди из других партий. У меня было неприятное чувство, что я нахожусь на допросе в полиции, и тем не менее я знал, что моим долгом как коммуниста было предоставить требуемую информацию. Если бы меня вызвал кто-то из членов Центрального комитета Советской партии, я бы не колебался. Но что эти люди хотят получить вместе с данными о коммунистической партии и ведущих коммунистах, когда их работа состоит в том, чтобы вести борьбу с врагами Советского Союза и возможными провокаторами внутри коммунистических партий? Тем не менее я отвечал на их вопросы, избегая каких-либо точных или негативных оценок и особенно упоминаний о внутренних трениях. Я делал это как из морального отвращения к тому, чтобы рассказывать о моих товарищах что-то такое, о чем бы они не знали, так и из внутренней страстной антипатии к тем, кто, как я считал, не имеет никакого права вторгаться в мой внутренний мир, мои взгляды и мою партию. Несомненно, эту неловкость почувствовали и мои хозяева, потому что деловая часть встречи едва ли продолжалась полтора часа; потом состоялся переход к менее напряженной товарищеской беседе за кофе и пирожными.

Мои контакты с советской общественностью были как более частыми, так и более непосредственными. В то время в Советском Союзе контакты людей с иностранцами из союзнических стран строго не ограничивались.

Поскольку шла война и мы были представителями единственной партии и народа, которые подняли восстание против Гитлера, мы вызывали всеобщее любопытство. В поисках нового вдохновения к нам приходили писатели, за новыми интересными рассказами – кинорежиссеры, за статьями и информацией – журналисты, а также юноши и девушки, которые хотели нашей помощи в том, чтобы отправить их в Югославию добровольцами.

Их самая авторитетная ежедневная газета «Правда» попросила у меня статью о борьбе в Югославии, а «Новое время» – о Тито. В обоих случаях я столкнулся с трудностями при редактировании этих статей. «Правда» выбросила почти все, что касалось характера и политических последствий борьбы. Переделка статей, чтобы они укладывались в партийную линию, была в порядке вещей и в нашей партии. Но это делалось только тогда, когда бывали крупные отклонения или затрагивались чувствительные вопросы. Однако «Правда» выбросила все, что касалось самой сути нашей борьбы – нового режима и социальных перемен. Она дошла даже до того, чтобы выправлять мой стиль, вырезая каждое фигуральное выражение, которое было хотя бы в наименьшей мере необычным, сокращая предложения, выкидывая фразеологические обороты. Статья стала серой и неинтересной. После схватки с одним из редакторов я согласился с правкой; было бессмысленно доводить дело до антагонизма, и лучше уж было опубликовать ее в таком виде, чем не публиковать вообще.

Дело с «Новым временем» привело к еще более серьезным неприятностям. Кастрация ими моего стиля и моих мыслей была несколько менее радикальной, но они выхолостили или выбросили практически все, что касалось утверждения самобытности и чрезвычайной значительности личности Тито. Во время моей первой беседы с одним из редакторов «Нового времени» я согласился на некоторые несущественные изменения. И только во время второй беседы – когда мне стало ясно, что в СССР никого нельзя превозносить за исключением Сталина, и когда редактор открыто признал это следующими словами: «Это неудобно из-за товарища Сталина; таким образом здесь обстоят дела», – я согласился на другие изменения, тем более что в статье сохранились ее колорит и суть.

Для меня и других югославских коммунистов лидерство Сталина было неоспоримо. Тем не менее я был озадачен, почему другим коммунистическим лидерам – в данном случае Тито – нельзя воздавать хвалу, если они заслуживают этого с коммунистической точки зрения.