Беседы со Сталиным - [11]

4

За несколько месяцев до нашего прибытия Москва объявила, что в Советском Союзе сформирована Югославская бригада. Несколько ранее были сформированы Польское и тогда Чешское подразделения. Мы в Югославии не могли представить себе, откуда в Советском Союзе могло взяться такое большое число югославов, когда даже те немногочисленные политические эмигранты, которые там оказались, в основном исчезли в результате чисток.

Теперь, в Москве, мне все стало ясно. Основная часть личного состава Югославской бригады состояла из военнослужащих полка, который хорватский предатель Павелич в знак солидарности послал к немцам на советский фронт. Но армия Павелича не имела там успеха; полк был вдребезги разбит, взят в плен под Сталинградом и после обычной чистки преобразован в Югославскую антифашистскую бригаду во главе с командующим Мезичем. Нескольких югославских политических эмигрантов собрали и назначили на политические посты в бригаде, а советские офицеры – как военные специалисты, так и из органов безопасности – руководили снаряжением и проверкой людей. Поначалу советские представители настаивали на том, чтобы знаки различия в бригаде были идентичны Югославской королевской армии, но, встретив сопротивление со стороны Влаховича, они согласились на введение знаков различия Народно-освободительной армии. Было трудно прийти к согласию о знаках различия посредством депеш, но Влахович тем не менее сделал все, что мог, и мы нашли такие знаки различия, которые были результатом соглашения и компромисса. По нашему настоянию вопрос был окончательно урегулирован.

Никаких существенных проблем, касающихся бригады, больше не было, если не считать нашей неудовлетворенности тем, что на посту командующего был сохранен тот же самый человек. Но русские защищали его выбор, говоря, что он отказался от прошлых убеждений и имеет большое влияние на своих людей. У меня сложилось такое впечатление, что Мезич был глубоко деморализован и что, как и многие, просто поменял свои убеждения, чтобы избежать лагеря для военнопленных. Сам же он был разочарован, поскольку его функция в подразделении явно была нулевой – чисто формальной.

Бригада расположилась в лесу недалеко от города Коломна. Они жили в землянках, вырытых без учета суровой русской зимы. Сначала я удивлялся жесткой дисциплине, царившей в отряде. Было определенное расхождение, противоречие между целями, которым, как предполагалось, должно было служить это подразделение, и методами, которыми люди должны были вдохновляться на выполнение этих целей. В наших партизанских отрядах царил дух товарищества и солидарности, а наказания были суровыми только за мародерство и неповиновение. Здесь же все было основано на слепом подчинении, которому вполне могли бы позавидовать пруссаки Фридриха I. Однако и этого мы не могли изменить из-за упрямых, жестких советских инструкторов, с одной стороны, а с другой – из-за людей, которые только вчера воевали на стороне немцев. Мы проводили проверки, выступали с речами, поверхностно обсуждали проблемы, оставляя все как и было, и все это неизбежно заканчивалось пирушками с офицерами, которые все поголовно напивались, произнося тосты за Тито и Сталина и обнимая друг друга во имя славянского братства.

Одним из дополнительных наших заданий было сделать на заказ первые медали новой Югославии. Здесь мы встретили полное понимание, и если медали – особенно памятная медаль о 1941 годе – получились плохо, то в этом была вина не столько советской фабрики, сколько нашей скромности и плохого качества эскизов, доставленных из Югославии.

Надзор за иностранными подразделениями осуществлял генерал НКВД Жуков. Стройный и бледный блондин, все еще молодой и очень находчивый, Жуков не был лишен чувства юмора и изысканного цинизма – качеств не редких для сотрудников секретных служб. Говоря о Югославской бригаде, он сказал мне: «Неплохо, учитывая материал, с которым нам пришлось работать». И это было верно. И если позднее в Югославии она едва ли отличилась в боях с немцами, это следует объяснять не столько бойцовскими качествами людей, сколько неподобающей организацией и отсутствием опыта ее как части армии, отличной от советской и находящейся в условиях боевых действий, отличавшихся от тех, которые были на Восточном фронте.

Генерал Жуков устроил в честь нас прием. Военный атташе Мексики в беседе со мной предложил помощь, но, к сожалению, мы не могли сообразить, каким образом она могла бы дойти до наших войск в Югославии.

Как раз перед моим отъездом из Москвы меня пригласили на обед к генералу Жукову. Все было уютно, но скромно, хотя и почти роскошно для Москвы, особенно в военное время. Жуков был прекрасным государственным служащим, и на основе опыта на него большее впечатление производила сила, нежели идеология, в качестве средства достижения коммунизма. Отношения между нами достигли известной степени близости, хотя в то же время были и сдержанными, потому что ничто не могло отодвинуть в сторону расхождений в наших привычках и взглядах. Отношения политической дружбы хороши лишь тогда, когда каждый остается самим собой. Перед тем как я ушел от него, Жуков подарил мне офицерский ручной пулемет – подарок скромный, но полезный в военное время.