Беседы шалопаев или золотые семидесятые - [20]

– Ну, ты даешь! Ведешь себя как Подающий Надежды Молодой Человек. Серьезные люди заняты делом и этими глупостями вообще не заморачиваются. Им плевать, как они выглядят, и что о них думают. Даже Эйнштейн всем язык показал. Только ты делаешь умный вид. И не стыдно?

– Ладно, кончай выступать! Нашелся тут, учитель танцев…

– Но ты же сам знаешь, что не станцуешь, как Эсамбаев. Не споешь, как Магомаев, не обыграешь Фишера, не поднимешь больше, чем Юрий Власов. Тебя же это не достает?

– Не достает.

– Так же и все остальное. Забудь эти глупые комплексы! Твоя судьба − в твоих руках. Ты свободен, как птица! Лети, живи, дыши полной грудью! Ничего не бойся! Вот прямо сейчас, перед лицом товарищей торжественно клянись, что ты не гений.

– Простите, братцы. Я не гений.

– Молодец! Поздравляю! Теперь ты с нами.

– Спасибо. Просто груз с плеч, камень с души…

– Вот и все! Живи и радуйся, плодись и размножайся. Ну что, полегчало?

– Хорошо-то как, Господи! Словно крылья выросли. Да я теперь горы сверну! Мне любое дело по плечу! Хоть на рояле сыграть, хоть фронтом командовать. Неси скрипку, сейчас сбацаю! Тебе Моцарта или «Мурку»?

– Ну, не надо так горячиться. Давай пожалеем скрипку и Моцарта. Лучше начать с малого: навести порядок в голове, в работе, в личной жизни. И понедельники в этом смысле очень даже помогают. Отрезвляют, возвращают на грешную землю, заставляют задуматься над своим поведением. А потом уже можно и фронтом командовать. Кстати, как там твои дела с трубой, в грязной канаве?

– Да ничего особенного: раскопали, нашли место протечки, заделали. А в конце дня раздавили с ребятами пузырек. Для профилактики организма.

– В бытовке, в антисанитарных условиях…

– С нашим большим вам удовольствием! Дело привычное. А ты не замечал, что самый большой кайф приходит после самой трудной работы? Простейшие радости: выпить, закусить, расслабиться…

– Чем ниже человека опускают, тем меньше ему нужно для счастья. Нет, это не жизнь. К такому счастью нельзя привыкать.

– А тебя не учили, что каждый труд почетен? Что труд облагораживает человека?

– Облагораживает? Я бы того, кто это придумал, самого загнал в эту грязную канаву! Чтобы он там облагораживался всю жизнь. Как может облагородить человека тупой физический труд? Наоборот, он убивает в человеке человека. Еще Горький об этом писал. Что вся дикость человеческая, все «свинцовые мерзости русской жизни» происходят от тяжкого, безрадостного труда. От этого люди напиваются до беспамятства, калечат и убивают друг друга. И сами вешаются. Потому что такой жизни не жалко − ни своей, ни чужой…

– Нет, погоди! У Горького есть и другие рассказы. Про то, как он ходил с артелью по Руси. И там он описывает совсем другой труд. Который не в тягость, а в радость. Когда ладится дело, когда играет здоровая сила, когда хочется горы свернуть…

– Удаль молодецкая? Раззудись плечо, размахнись рука? Бывает.

Молодой жеребец резвится, пока не укатают крутые горки…

– А зачем жилы рвать? Опытный каменщик работает без устали, хоть весь день. Это такой же навык, как ходьба пешком. Вот и мастера так работают − без спешки, в своем ритме. Но успевают сделать много.

– Но каждый день одно и то же! Однообразный отупляющий труд, из года в год, всю жизнь. И как они эти пирамиды строили?

– А Великую китайскую стену?

– Разве что под угрозой смерти.

– А таких объектов и в наше время хватает. Вот, например, тянуть железную дорогу. Десятки, сотни километров. Мы в стройотряде сорок дней этим занимались, но запомнилось на всю жизнь. Некрасова там, на насыпи, часто вспоминали…

– Ну вот! И что в этом хорошего?

– Но и такую работу кто-то должен делать! В любом деле нужно находить какой-то интерес. Человек − самое выносливое существо в природе. Адаптируется ко всему, ухитряется оживить самое бессмысленное занятие. Помнишь Башмачкина, Акакия? У Гоголя, в «Шинели». Он всю жизнь переписывал казенные документы. Бумагу за бумагой, слово за словом, букву за буквой. И так каждый день.

– Свихнуться можно!

– А для Башмачкина каждая очередная буква была как живая. Одни ему нравились, другие нет. Он терпеливо писал обычные буквы, дожидаясь встречи с любимыми. Он с ними разговаривал…

– Точно, сумасшедший.

– Да нет же! Это именно человеческое отношение к труду. Я подозреваю, что в этой потребности одушевлять любую работу и лежат истоки искусства. Древний гончар, изготовляя одни и те же горшки, специально их украшал − для собственного развлечения. Это и покупателям нравилось. И постепенно превратилось в живопись и скульптуру.

– Сомнительно. Древняя наскальная живопись не имела прикладного характера. Все-таки искусство это самовыражение.

– Ну, почему? Ремесло тоже может достичь уровня искусства.

– Ладно, это отдельная тема.

– Но ты меня удивляешь. И где ты набрался такого негатива? На стройках коммунизма, что ли?

– Да нет, Бог миловал. Но шабашить приходилось. На лесосплаве. Бревна ворочал, в верховьях Камы. Там задача простая: зачистить реку от застрявшей на берегах древесины. Идешь себе с багром вдоль воды и стаскиваешь бревна в реку. Работа здоровая, на свежем воздухе. Для крепкого мужика − лагерь труда и отдыха. Я туда ради этого и поехал.