Беседы с патриархом Афинагором - [34]

Церковь полна народу. Патриарх в простом черном подряснике прислуживает местному священнику в качестве чтеца. Народ присоединяется к пению, в особенности к возгласу прославления: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, присноблаженную и пренепорочную и Матерь Бога Нашего, честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без нетления Бога Слова родшую, сущую Богородицу Тя величаем». Богослужение кончается, патриарх благословляет детей, беседует с верующими. Затем все собираются в современной и светлой комнате, где происходят собрания. Люди усаживаются вокруг духовенства, пьют прохладительные напитки. Патриарх подымается и, не повышая голоса, без малейшего ораторского эффекта, начинает говорить, словно обращаясь к каждому. Он говорит о привязанности к «своей деревне». Затем комментирует Евангелие дня. «Я предпочитаю, — скажет он мне на обратном пути, — говорить о Евангелии как бы в семейном кругу, где все могут отдохнуть, утолить жажду, а не в храме, где жарко, и верующим приходится стоять. Там нет стульев, но я пропрошу их поставить, я не люблю этих бесполезных усилий». Я думаю об Иисусе, Который усаживал людей на траву…

Сегодняшнее евангельское чтение — рассказ о Марфе и Марии. Их не нужно противопоставлять, говорит патриарх, они дополняют друг друга. Обе они являют собой образ христианской женщины, деятельной и преданной как Марфа, и той, что не забыла «благую часть», присев у ног Господа как Мария, в храме ли, или где угодно…

Когда мы выходим, верующие провожают патриарха до машины. С другой стороны улицы несколько молодых турок, столпившись, молча смотрят на патриарха. Один из них плюет — явно в его сторону. Патриарх пристально и кротко всматривается в него и подымает руку то ли для приветствия, то ли для благословения.

9 августа патриарх отправляется в храм святых Константина и Елены, расположенный в излучине, образуемой на юго–востоке старого города Мраморным морем и крепостной византийской стеной, вблизи бывшего здесь когда–то Студитского монастыря. Церковь, разрушенная в 1955 году, была вновь построена по старому плану. Тщательно обточенные камни вставлены в старые стены. Чаще всего они изображают крест, воздвигнутый первым христианским императором и его матерью. Легенда рассказывает, что Елена не могла найти места, где был зарыт крест, пока острый запах пучка травы не указал ей места: базилик, траваимпериатрицы, басилиссы…

Епископ этого района — в его ведении находятся пять приходов и одиннадцать церквей — объясняет мне, что император Ираклий в VII веке, отобрав у персов подлинный крест, высадился недалеко отсюда с драгоценной реликвией. И народ пел: «О чудо дивное! чтобы нести Всевышнего как лозу, напоенную жизнью, крест, вознесшийся над землей, в сей день является всем. И мы влекомы к Богу, им разрушается смерть навсегда. Древо непорочное! Им Христа прославляем и обретаем бессмертную пищу Эдема».

В этом народном квартале живет простой люд, и этот храм так же полон, как и вчерашний. В конце богослужения, которое по благословению патриарха возглавляет местный епископ, патриарх выходит к людям, окруженный детьми: как старое дерево, одевшееся цветами весной. Он выходит из храма, держа две маленькие ручки в своих больших и длинных руках. Каждый ребенок держит за руку другого и таким образом патриарх как бы несет на себе целую лозу юной жизни. Порывшись в своих карманах, он всех одаряет конфетами.

Все собираются здесь не в зале для собраний — сегодня слишком жарко — а во дворе, находящемся пониже храма, который поддерживается большими выступами с той стороны, с какой холм спускается к морю. Стулья и столы поставлены в беседке — «под виноградником и смоковницей», — как в библейские времена. Наступает вечер, ветер свежеет; долгими криками и большими взмахами крыльев стрижи словно убаюкивают наступающую ночь. Дабы поддержать это малое стадо, что как будто ежится от своей отгороженности, патриарх через время и пространство соединяет его с незримым сонмом святых. Он говорит о вселенском православии, обитающем ныне на пяти континентах. Он вызывает в памяти святые образы, невидимо населяющие эти места: Симеона Нового Богослова, этого ясновидца всеприсутствующего света, и этих «ациметов» Студитского монастыря, которые служили таким образом, что сон никогда не прерывал их службу (хотелось бы сказать «бессонную» службу, ибо эта община никогда не засыпала целиком, и монахи сменяли за богослужением друг друга). «И небо и земля навсегда сплетены воедино их молитвой», — говорит патриарх.

Затем Афинагор I, отправивший между тем свою машину в аэропорт для встречи гостя, уезжает на Фанар на такси.

Во влахернском храме, куда мы отправляемся 13 августа, находится hagiasma, святой источник. Гроза покрыла глянцем сад, чувствуется сильный запах земли. Стройный ряд из сосен и смоковниц окружен красным буйством цветов; в центре находится водоем; здесь тот же тип библейского сада, сада Благовещенья… Церковь невелика и проста, она украшена прекрасными, совсем свежими и тем не менее вполне традиционными фресками. Однако взгляд не останавливается на церкви, его притягивает зияние, большой край нефа, перед самым входом в который как бы открывается утроба земли. Подземный свод, под которым струится вода, наполняет обширное углубление, образуя грот и бассейн одновременно. Хрусталь воды на белом камне. Все здесь как бы служит для того, чтобы вставить в оправу плодоносную первозданность материи.