Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации - [16]

Шрифт
Интервал

Как только японцы на острове взяли верх, они захватили все большие здания. Они объявили себя главной силой, в их руках была власть над нашей жизнью и смертью. Либо ты подчиняешься, либо остаешься без еды, попадаешь под арест, тебя пытают. Этой власти подчинилось все общество за исключением единиц, которые ушли в джунгли и начали партизанскую войну. Если их ловили…»

«Пытали, да?»

Он снова закашлялся.

«Да, многих. Вы можете меня определить как „лиса“ в том смысле, что я уже понимал: одна ситуация должна привести к одному исходу, другая – к другому. На каждом шагу требовалась лисья осторожность».

«И вы знали множество уловок, позволявших выжить. Верно?»

Он кивает: «А есть ли вообще такой руководящий принцип, такая золотая нить, которую можно протянуть от одного удачного шага к другому? Вряд ли. Я не уверен».

Поддавшись то ли азарту, то ли глупости, Бог его знает, я продолжаю гнуть свое: «Давайте теперь расставим точки над „и“, ведь это именно та мысль, к которой пришел Исайя Берлин, рассуждая о Льве Толстом. Толстой говорил примерно то же, что и вы. Правда! Он, по сути, сказал, что ему неведом какой-то единый общий принцип, неведома всеобъемлющая философская концепция, есть только эмпирические данные, есть частности, а я отвечаю на них так, как необходимо… Вот, собственно, и все. Но тут Берлин клонит к тому, что Толстой, как и все гении, стремится, пусть даже подсознательно, нащупать некий объединяющий принцип, разглядеть хоть какой-то всеобщий порядок. Вы понимаете, о чем я говорю. Вам же не хотелось бы после каждого шага заново перестраивать всю вашу картину мира».

Берлин полагал, что Толстой втайне исповедовал «ежовый принцип», и ему (Берлину) было не важно, что думал о себе по этому поводу великий русский писатель. Примерно такую же позицию занял и я – по отношению к основателю современного Сингапура. С другой стороны, я знал, что Ли видит себя скорее в роли здравомыслящего эмпирика, воспитанного в британских традициях и не щеголяющего претензиями на излишнее теоретизирование. Понятно, что мою идею насчет Толстого и «ежового принципа» трудно будет навязать этому закаленному в спорах политикану. Но это еще не повод сразу же сдаваться. Мы, американцы, рождены оптимистами!

А как насчет Платона? Я спросил, не подойдет ли для его любимого Сингапура (сейчас я имел в виду страну, а не фильм) порядок в духе поздней республики, описанной Платоном, – порядок элитаристский, меритократический, приводящий к власти людей образованных и отрицающий принцип «один человек – один голос». Понятно, что авторитетом Платона вам не удастся обосновать принцип, согласно которому ютящиеся в трущобах бездомные должны иметь такое же право голоса, как и президент Гарварда.

Я спросил: «Если бы у вас в распоряжении была система, способная породить Платона с его идеей города-утопии, самой утопичной идеей на свете, не хотели бы вы, чтобы такой Платон управлял вашей страной?»

Ли прочищает горло с такой миной, будто прочищает себе мозги, и переключает фокус с конкретного Сингапура на более широкий вопрос идеального руководства и устойчивого мирового порядка: «Платон строил свои рассуждения применительно к городу-государству. Мы же рассуждаем в терминах меганаций с множеством разных этнических групп, культур, религий и множеством противоречий, возникающих между ними. Я вам не скажу, что должно получиться в сухом остатке, но я твердо знаю, что сложившаяся на сегодня система отнюдь не является концом истории, что бы ни думал по этому поводу Фукуяма (Фрэнсис Фукуяма, американский политолог-экономист). В отличие от Фукуямы я не считаю демократию венцом творения, который нельзя превзойти и заменить на что-то лучшее. Все не так просто».

Я поддакнул: «Классическая либеральная демократия вполне способна завести нас в тупик. Готовясь к этому интервью, я четыре или пять месяцев читал все, что вы написали, размышлял над вашими словами и теперь понимаю, что вы одновременно решаете несколько задач. И если смотреть с „ежовых позиций“, вся ваша неявная критика демократических порядков, принципа „один человек – один голос“, все ваши взгляды, которые в Америке были бы по меньшей мере осуждены как политически некорректные, все эти мысли проистекают из глубокого колодца доброй воли. А еще из искреннего страха. Я не вижу в них никаких злых поползновений. Вы стремитесь к хорошему управлению страной. То есть если вы склонны хоть как-то формулировать ваши глобальные цели, это будет хорошее управление страной».

И вот теперь вы услышите громкий и отчетливый голос настоящего прагматика британской закваски.

«Всякий социум желал бы, чтобы им управляли лидеры, стремящиеся к максимальному благу для самого широкого круга и при этом не нарушающие принципов чести и справедливости. Нам бы не удалось сохранить мир в нашем обществе, если бы мы не откорректировали работу нашей системы так, чтобы и малайцы получили свой кусок пирога, хоть они и не склонны усердно работать, да и по своим способностям отстают от других рас. Их жизнь улучшается на глазах, у них собственные дома, многие получают высшее образование, становятся профессионалами в той или иной области. Они зашевелились, увидев, как их соседи заботятся об образовании своих детей и какую пользу это приносит».


Рекомендуем почитать
Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки

Эта книга – увлекательный рассказ о насыщенной, интересной жизни незаурядного человека в сложные времена застоя, катастрофы и возрождения российского государства, о его участии в исторических событиях, в культурной жизни страны, о встречах с известными людьми, о уже забываемых парадоксах быта… Но это не просто книга воспоминаний. В ней и яркие полемические рассуждения ученого по жгучим вопросам нашего бытия: причины социальных потрясений, выбор пути развития России, воспитание личности. Написанная легко, зачастую с иронией, она представляет несомненный интерес для читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.


Syd Barrett. Bведение в Барреттологию.

Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.


Ученик Эйзенштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.