Беседы о живописи монаха Ку-гуа - [2]

Древняя живопись — это познания. Изменения же состоят в том, чтобы обладая этими познаниями, не пользоваться ими. Hо таких художников, которые принимали бы древнюю живопись как то, что следует изменить, я не еще видел. Я часто негодовал на тех живописцев, которые слепо придерживались древности и не вносили изменений — у таких недостаточно знаний. Знающий художник, но погрязший в подражательстве, не широк в своих замыслах. Поэтому совершенный человек 1 заимствует от древности только для того, чтобы раскрыть современность. Также я говорю: у совершенного мастера нет правил, а это именно и есть правила. Если без правил есть правила, то только тогда правила будут совершенными и занятие живописью будет иметь свою классическую основу. Узнав классическую основу живописи, художники будут изменять свою творческую силу, узнав правила, они будут мастерами изменений древности.

Ведь живопись — это великое правило-закон для проникновения в природу и для претворения ее в картине. Это есть изысканная красота форм гор и вод, переплавка предметов, созданных в древности и ныне, течение атмосферы-воздуха. Тот, кто с помощью кисти и туши изображает множество предметов природы и, проникая вглубь их, переплавляет их — это я сам.

Современные художники этого не понимают, а когда работают кистью, то говорят: "Можно положить в основу точки и складки (штрихи) такого-то мастера. Если не подражать такому-то мастеру, то при рисовании гор-вод будет невозможно передавать формы на долгое время. Ясность и спокойствие у такого-то мастера могут быть приняты за образец. Если не подражать такому-то мастеру, то умелая искусность в рисовании будет только зря обольщать людей". Вот почему в таком художнике для меня рабство, а не польза. Если принуждать подражать такому-то мастеру, то надо есть вместе с ним и его скудную похлебку. А что это даст мне?

Некто сказал мне: "Такой-то мастер обогащает меня, такой-то мастер сдерживает меня. Иначе, к какой школе и к какому классу художников я буду принадлежать, с кем буду себя сравнивать, у кого буду заимствовать опыт и образцы приемов точек и размыва, складок кожи и горных складок? Сможет ли все это приблизить меня к древности или древность приблизить ко мне?".

Такие художники знают древность, но не знают, что есть еще они сами! Я существую для себя, я сам нахожусь в себе! Волосы на висках и брови древних мастеров не могут расти на моем лице, внутренности древних художников не могут просто войти в мой живот и кишечник. Я сам ощущаю свои внутренности, я сам угадываю, что это мои волосы на висках и мои брови. Если бы даже случилось так, что когда-нибудь я почувствовал себя таким-то мастером, тогда такой-то мастер — это был бы я сам. А если это не я, то тогда это есть такой-то мастер. Как же овладеть древностью, не изменяя ее?!