Беседы о геммологии - [21]

Вторые ворота все сребреные были,

И приходивших взор не столько веселили,

Как первые, где все лишь злато и пироп,

И к сим уже вратам не столько было стоп.

И. И. Дмитриев написал шутливо-сатирическую сказку «Причудница» (1794 г.). В чем-то предвосхищая «Светлану» Жуковского, «Руслана и Людмилу» Пушкина, он описал взбалмошную красавицу Ветрану, которой приелся домашний комфорт. По воле крестной матери Всеведы она попадает в сказочный мир:

В нем реки как хрусталь, как бархат берега,

Деревья яблонны, кусточки ананасны,

А горы все или янтарны иль топазны.

Каков же Фейн был дворец, признаться вам,

То вряд изобразит и Богданович сам,

Я только то скажу, что все материалы

(А впрочем, выдаю я это вам за слух),

Из коих Фейн кум, какой-то славный дух,

Дворец сей взгромоздил: лишь изумруд, опалы,

Порфир, лазурь, пироп, кристалл,

Жемчуг и лал,

Все, словом, редкости богатые природы,

Какими свадебны набиты русски оды.

Ветрана вовсю пользуется чудесами: спит на пуху под тихую музыку, ест на серебре. Ее окружают и услаждают небесными песнями нимфы. Однако в конце концов Ветрана соскучилась без людей. Она пришла к выводу, что родной дом в Москве краше и милее любых чудес. Собственно, этого и добивалась Всеведа…

Все мы в детстве читали Пушкина. Все мы вместе с царевичем входили в пещеру, где:

       во мгле печальной

Гроб качается хрустальный,

И в хрустальном гробе том

Спит царевна вечным сном.

Любопытно, что хрустальный гроб неодинок. В средневековом романе о Тристане и Изольде читаем: «Тогда приказал король Марк перенести оба тела в часовню и похоронить там со всей пышностью, какая пристала людям столь знатного рода. И повелел он изготовить два гроба, один из халцедона, другой — из берилла. Тристана положили в халцедоновый гроб, а Изольду — в берилловый, и были они преданы земле, под плач и слезы, один рядом с другим, в часовне».

Отрешимся от грустных мыслей и вместе с героями рассказа Э. По выволочем из глубокой ямы, расположенной под прибитым к дереву черепом, кованый сундук. Вот что в нем было: «Сто десять бриллиантов, и среди них ни одного мелкого… Восемнадцать рубинов удивительного блеска, триста десять превосходных изумрудов, двадцать один сапфир и один опал».

А вот французскому писателю Т. Готье больше нравятся яшма и аметист. Под его пером в чертогах Клеопатры «скрещивались и разламывались призматические радуги; всюду — на чеканке кубков, на выступах мрамора и яшмы, на гранях сосудов — мелькали искры». Царицу увеселяли морионы. Интересно, что так называли не только кварц черного цвета, но и черных шутов-карликов, по-видимому, эфиопов. А в романе «Капитан Фракасс» по аметистовому перстню престарелый вельможа узнал в бродячей актерке свою дочь.

В одной из редакций лермонтовского «Демона» тоже фигурирует перстень:

Лучом румяного заката

Твой стан как лентой обовью,

И яркий перстень из агата

Надену на руку твою.

Обещание Демона неудивительно: Кавказ изобилует агатами. Впрочем, не только Кавказ. А. Мельников-Печерский в «Дорожных записках» сообщает: «Мы вскоре приехали к реке Косве. Берега и дно ее усыпаны розовыми, малиновыми и зелеными кремнями, разноцветными яшмами, агатами и кругленькими кварцами». Ныне река Косьва (с мягким знаком) впадает в Камское водохранилище. А. Герцен в повести «Кто виноват?» пишет: «Орская крепость вся стоит на яшме и на благороднейших горно-каменных породах». Ныне орская яшма — пестроцветная, с разнообразными рисунками, образованными полосами желтого, бурого, розового, красного, ярко-зеленого, черного цветов с белыми, красными и черными прожилками — знаменита на всю страну.

В романе Ф. Достоевского «Братья Карамазовы» мы нашли два кремнезема. Один из них назван, второй можно определить по отличительным признакам: «Мите же вдруг, он помнил это, ужасно любопытны стали его (Николая Парфеновича) большие перстни, один аметистовый, а другой какой-то ярко-желтый, прозрачный и такого прекрасного блеска. И долго еще он с удивлением вспоминал, что эти перстни привлекали его внимание неотразимо даже во все время этих страшных часов допроса, так он почему-то все не мог от них оторваться и их забыть как совершенно неподходящую к его положению вещь». Перстни эти носил человек не без вкуса. Поэтому к аметисту Николай Парфенович мог надеть только желтый кварц — цитрин.

Отдает должное кремнеземам Г. Флобер. Вот как он украшает Саламбо: «Сквозь голубоватое покрывало, которое спускалось с головы на грудь, просвечивали дуги ее бровей, халцедоновые серьги, белизна кожи». В романе «Саламбо» писатель описывает карфагенский храм, в котором мистическую роль играет хрустальное яйцо. Оно покоится на медной колонне, освещенное прямыми солнечными лучами. Не это ли хрустальное яйцо перенесет впоследствии в свой рассказ Г. Уэллс?

Предметы из горного хрусталя украшали дома богачей во все времена. По свидетельству Р. Джованьоли, в комнате прекрасной Валерии «на комоде стоял сосуд из горного хрусталя с выпуклыми узорами и цветами ярко-пурпурного цвета работы знаменитых аретинских мастерских». А вот куртизанка Эвтибида: «В маленькие уши были вдеты две крупные жемчужины со сверкающими подвесками из сапфиров в форме звездочек. Шею обвивало жемчужное ожерелье, с которого на полуобнаженную грудь спускалась большая сапфировая звезда».