Беседы 1930 года - [2]

Жизнь – непрерывный процесс, в течении которого мы познаем опыт, ассимилируем и отбрасываем. Человек, превративший себя в трафарет, не может ни ассимилировать, ни отбрасывать, так как не умеет распознавать. Он становится автоматом, он – мертвец. С моей точки зрения истинное действие требует независимого мышления, а чтобы самостоятельно думать, нельзя ни втискивать себя ни в какое русло, ни слепо принимать то что говорят другие. Затем встает вопрос о религии. Поклоняясь ярлыкам, поклоняясь одному какому-нибудь существу, формируя себя по образцу одного лица – Будды ли, Христа или Магомета – человек устанавливает мерило вне себя, богословский идеал, и согласно этому мерилу он формует себя. Этим он опять таки превращает себя в шаблон и ум его и сердце формируются, укрываясь в тени другого существа. Как бы велико, как бы прекрасно ни было это другое лицо, жизнь все же не терпит шаблона. В религии человек всегда связан авторитетом, чужими словами; он воображает, что духовность заключается в ортодоксальности. Отсюда и возникли различные теории о духовности. В Индии распространено мнение, что бедность, уродство, неопрятность являются необходимой принадлежностью духовности. Здесь вы также имеете свои теории о духовности, хотя, может быть, они находят себе другое выражение. Вся жизнь подгоняется под эти теории. Человек насилует свою жизнь, извращает её, делает её ужасной для того, чтобы втиснуть её в теорию; он живет под чужою сенью и становится безжизненным типом.

То же самое происходит во всех областях мысли – в экономической жизни, в политике, в общественной деятельности, в религии, в воспитании; создается не законченный человек, а только шаблон.

Зачем превращать себя в тип? Зачем подражать другому? Зачем повиноваться авторитету? В вопросах духовных авторитета быть не может; не может быть авторитета и в мыслях и в верованиях: важен только собственный опыт. Зачем же человек превращает себя в тип, в машину? Происходит это потому, что господствующую роль в его жизни играет страх. Он боится собственных мыслей, колеблется и потому ищет руководителей в духовных вопросах. Как только появляется жажда покоя, возникает страх. Борьба порождает либо страх, либо понимание. Когда человек боится борьбы, он ищет убежища, опирается на авторитет в духовных вопросах, хочет, чтобы ему указывали, что хорошо, что дурно, что неудачно, что успешно. Но как только в нем возникает желание понять происходящую огромную борьбу, он не сковывает себя страхом и старается уразуметь каждый опыт, встречающийся на его пути.

Единообразие – не есть культура. Нельзя воспитать себя путем приспособления. Надо создать подходящие условия, чтобы индивидуум все время боролся, выбирал, ассимилировал, отвергал и, таким образом, рос. Индивидуальность – не цель в себе, так как она – раздельность; индивидуальность все время стремится путем постоянного соприкосновения с жизнью стереть преграду, отделяющую её от других. Другими словами, индивидуальность соткана из наших непобежденных реакций. Реакции создают преграды и разделения. Но победа над реакциями их уничтожает. Следовательно, преграды возводятся индивидуальностью, не претворившей еще своих реакций. Но истинное «я» обитает в области чистого действия; чтобы обрести это «я», чтобы познать чистое действие, необходимо пройти через процесс реакций, симпатий и антипатий, радостей и удовольствий, скорби и большого экстаза, постепенно устраняя все реакции; так человек достигает истинной своей обители, в которой нет реакций; исходя из нее он действует. В этом и кроется весь смысл жизни.

Поэтому высшая духовность заключается не в подражании образцу, а в достижениях, не обусловленных реакциями, в бдительности во всем – в поступках, мыслях и чувствах. Как только человек переживает высшее напряжение борьбы между чувством и разумом, в нем зарождается жажда совершенного равновесия, и он тут же и начинает достигать этого равновесия. Множество книг объясняют скорбь и борьбу, горести и радости. Объяснять вообще очень легко. Этого все ищут – объяснения. Но разве человек, действительно скорбящий, ищет объяснения? Если умирает близкий ему человек, разве объяснение утешит его? Он тоскует по нем, потому что он одинок. Нельзя объяснениями отделаться от тоски одиночества. Никакие теории не уврачуют ее. Но, если человек действительно борется в страдании и чувствует всю глубину своей скорби, тогда он ищет корня, причины страдания, а не его объяснения. Тогда скорбь становится почвой, в которой человек растет, питанием его, а не чем-то таким, что следует избегать во что бы то не стало.

Обогащение жизни путем опыта есть чистое делание, нетленность. Убогость же жизни, недостаток опыта кроет в себе тление. Итак, не формуйте себя согласно трафарету. Человек должен быть цельным и все включать в себя. Мысль, сначала пристрастная, – становится под влиянием опыта все более и более надличной, а когда мысль надлична, она разумна. Разум же вводит в область чистого сознания, составляющего венец человеческой жизни. Достижение совершенного равновесия – в чистом действии; – вот в чем цель жизни, результат всякого опыта. Тогда жизнь становится богатой, всеобъемлющей, цельной; тогда разрешаются индивидуальные проблемы человека и он способен дать миру аромат и понимание, необходимые для жизни целого.