Беседь течёт в океан - [37]

— Хорошо. Пойду. — Он поднялся. Обнял Аду, поцеловал. — А может, пойдем? Присплю тебя…

— Вот читай. Раз подгоняют. Что-то я устала за день.

Ада направилась в ванную, Андрей подался в свой кабинет. Читая дальше, наткнулся на небольшой раздел «Человек и научно-технический прогресс», прочел раз, другой. И не мог не согласиться с автором, что человеческое счастье не зависит от научно-технического прогресса. «Человек — это честь, совесть, стремление к свободе воли и выбора, к свободе перемещений, к свободе творчества».

Захотелось выписать и такие слова: «Человека гражданином делают не наука и техника, а искусство, нравственность, религия, идеология, постоянный опыт сопротивления. Не любое искусство, не любая идеология. И не всякая борьба за свое я». Последнее предложение Андрей подчеркнул дважды. И снова вспомнил Зайцева. Человек много трудился, горел на работе. Но так ли от души? Может, старался ради карьеры? Получал награды, полюбил власть над людьми. Мог вызвать в кабинет любую симпатичную женщину, пообещать ей лучшую работу, квартиру, премию и смело лапал за колени… И женщина отдавалась. Ради такой власти он карабкался вверх. А когда не дали Звезду Героя, человек будто сломался, запил, загулял на всю катушку.

В конце концов, автор не открывает Америки. Сахута и сам не раз думал, что цивилизация, научно-технический прогресс не делают человека счастливее, добрее. Умнее, хитрее — да, более коварным, изощренным в совершении преступлений. Андрей глянул на часы и ужаснулся — был второй час ночи, выключил свет, но чувствовал, что сразу не уснет. Посмотрел на улицу и удивился: так много светилось окон. Что делают люди? За каждым светлым окном человек, который не спит…

Торопливо проехало такси — занятое, зеленый огонек не горел, кто-то возвращался домой. Андрей тихо вошел в спальню. Ада спала, и он осторожно, чтобы ее не разбудить, лег рядом. Мелькнуло в голове, что и его завтра, уже сегодня, ждет много забот. А если б я не вышел на работу, подкралась крамольная мыслишка, что было бы? Совещание провел бы второй секретарь, некоторые встречи перенесли, но жизнь в районе не остановилась бы. Значит, я занимаюсь имитацией конкретного, живого дела. Вот, посадил дерево, оно вырастет. А протоколы заседаний, докладные, инструкции можно смело отправлять в макулатуру.

Ночью Андрею приснился странный сон. Вроде после субботника райкомовцы, другие люди отдыхали в городском сквере, сидели на лавочках и просто на траве. Дорожки сквера были посыпаны гравием. И вот Андрей взял небольшой камешек, бросил по дорожке низом, как некогда над Беседью: камешек подскакивает на воде, печет блины — так это называла ребятня. Кто больше напечет «блинов», чей камешек перелетит на другой берег, тот победил. На этот раз камешек полетел, подскакивая, и попал в лоб ребенку, которого отец вел за руку. Андрей даже увидел, как на детском лобике закраснелось пятно между бровей, словно пятнышко между глаз индийской киноактрисы. Сердце екнуло, он отвернулся в ожидании, что будет дальше. На душе было такое чувство, хоть сквозь землю провались. Мужчина тем временем приблизился.

— Ты что, свихнулся? Или пьян? — со злостью сказал он. Его лицо, смуглое, как у цыгана, перекошенное от ненависти, дышало злобой. А малыш был светловолосый, даже не плакал. — Твое счастье, что камешек не попал в глаз. Иначе я разделал бы тебя так, что ни одна больница не взяла бы.

Сидевшие на скамейках подчиненные все исчезли, как сквозь землю провалились.

Проснулся, услышал негромкие голоса — на кухне говорило радио. Выпил маленькими глотками стакан холодной воды, думал про неожиданный, бестолковый сон. Почему камешек попал в лоб ребенка? Когда его бросал, дорожка была безлюдной. Откуда появились отец с мальчиком? Вечная загадка снов.

В доме напротив светилось уже много окон, но Андрею хотелось еще немого полежать: время позволяло, да и лег поздно. Он вернулся в спальню, Ада проснулась, сладко потянулась, спросила, который час.

— Ты, видимо, поздно лег?

— Да не очень. В половине второго.

— Нечего поздно сидеть. Книга диссидента того не стоит. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Только зарядку делать не хочется. Может, вместе?..

— Вместе лучше в кровати, — еще раз потянулась Ада.

Андрей вспомнил первые годы семейной жизни: сколько было объятий, горячих поцелуев, теперь занимались любовью довольно редко. И потому он охотно обнял жену.

— Где моя радость? — начал нежно целовать теплую грудь жены, еще тугую, соблазнительную, коричневатые соски, когда-то кормившие его детей, и он будто благодарил их за это.

В разгоряченном сознании мелькнула мысль: эта родная грудь ему дороже всяких «измов». Он все чаще думал, что для счастья человеку надо немного: хорошая жена, здоровые, умные дети, приличная квартира, а потом уже работа, профессия — средства кормить детей.

Но долго разлеживаться в постели времени не было, он понимал, что его ждут разные жизненные и партийные дела и что придется ему думать и про «измы». А еще уже в который раз он убедился: чем больше отдаешь в любви, тем сильнее наслаждение и радость, а лентяи не знают радости ни в работе, ни в любви.