Беседь течёт в океан - [36]

Шрифт
Интервал

Он резко поднялся, посмотрел в зеркало: «Стареешь, братец. Что хотеть? Пятый десяток разменял». Причесался, пригладил волосы над залысинами, которые вклинивались в еще густой чуб. Светлана Васильевна заходит к нему всегда с легкой приветливой улыбкой, аккуратная, модная. Заигрывает, что ли? Семья у нее вроде нормальная, есть сын, муж, а вот же хочется нравиться. Но — не до служебных романов.

Невольно вспомнился земляк Михаил Долгалев, именно он выводил в люди. Недавно они виделись, когда Николай Шандобыла возил Долгалева в лечкомиссию. Потом Андрей Сахута ездил к нему. Подолгу беседовали. Врезались в память слова: «Дела наши дрянь. Кремлевские деды спят на ходу. А мы топчемся на месте. Тянемся, как собака за возом. Одно хорошо: страха у людей поменело. Вот и я могу сказать, что думаю».

Сахута уверенным, хозяйским шагом шел по коридору, застланному красной ковровой дорожкой, толкнул дверь кабинета Светланы Васильевны — закрыто. Вошел в приемную: Светлана Васильевна и секретарша о чем-то шептались. При его появлении беседа кончилась.

— Ну, как вы съездили? Заходите, рассказывайте.

— Все подтвердилось. Но секретарша у него… Овчарка лютая… Говорит, директора нет, не приезжал с обеда. Требую: откройте кабинет. А она свое: не имею права, не пущу… Я говорю: сейчас вызовем милицию. А она: можете вызывать, у меня нет ключа. Короче, нашелся ключ. Заходим в кабинет. Храпит под столом… Так набрался, что неприятно говорить… В штаны напустил. Надо решать…

— Готовьте вопрос на бюро. Дадим ему строгача. А там посмотрим, как он будет себя вести…

Андрей Сахута понимал, что у Зайцева найдутся адвокаты и в горкоме, и в отделе промышленности ЦК. Но и молчать о его проделках, о которых знают люди, нельзя. Об исключении из партии нечего и говорить. «Строгача» достаточно, чтобы снять с должности.

После ужина Сахута снова уселся с книгой Зиновьева. Чем больше читал, тем больше соглашался с автором.

— Ну и шельма! Как в сук влепил! — удивлялся и выписывал в блокнот: «Подобно тому, как все ибанские газеты похожи друг на друга и различаются только названиями, все ибанские стенгазеты похожи друг на друга и различаются только стенками, на которых они висят».

А саркастические частушки, довольно грубоватые, решил прочитать жене. Направился на кухню, где Ада мыла посуду.

— Вот, послушай, какие частушки:

Ты, подружка, твою мать,
Пропоем страдание,
Сперва было бытие,
А потом сознание.

Или:

У моей зазнобы в попе
Сломалася клизма.
Снова бродит по Европе
Старый призрак изма.

— Это он так про коммунизм? — расхохоталась Ада. — Но грубо. Примитивно. Дай и мне почитать книгу.

— Мне дал на три дня человек из обкома. Хочу Петру подсунуть. Ну, земляку с телевидения. Позвоню сегодня в обком, попрошу отсрочки. Скажу, некогда было дочитать.

— А что за человек автор?

— Профессор, доктор наук. Несколько лет назад, когда книга вышла за кордоном, его выслали на Запад. Посади в тюрьму или в психушку, за бугром поднимут тарарам. А он всю нашу идеологию положил на лопатки. Сталина, Хрущева обгадил. Вот послушай. — Ада села рядом, чтобы лучше слышать, потому что читал Андрей полушепотом: такие слова произносить вслух было боязно даже на своей кухне родной жене. — Сталин — это ХОЗЯИН, а Хрущев — ХРЯК. Значит, когда умер Хозяин… Дальше Зиновьев пишет: «А на горизонте Истории Ибанска уже маячила колоритная фигура Хряка. В одной руке фигура держала маленький кукурузный початок, не достигший молочновосковой степени зрелости, а другой показывала большой кукиш. Одна нога у фигуры была босая. Фигура громко икала и бормотала лозунги. НОНИШНОЕ ПАКАЛЕНИЕ, ТВОЮ МАТЬ, БУДЕТ ЖИТЬ ПРИ ПОЛНОМ ИЗМЕ…» — эти слова выделены крупным шрифтом. — Андрей показал жене страницу.

— Милый мой, это издевка над всем нашим жизненным укладом. А насчет хряка… Судить можно за оскорбление. Мы верили в коммунизм… Ну, не все, но большинство людей верило.

— Согласен. Но иногда я думаю: может, коммунизм — это утопия? Несбыточная мечта человечества. — Андрей помолчал, потом задумчиво добавил: — Вот я сегодня распинался, за научно-технический прогресс агитировал. А сам думаю: надо заинтересовать человека рублем. Тогда он сам будет искать, внедрять все новое, передовое.

— Значит, тогда надо и конкуренцию допустить. И рынок, и частную собственность. А это все элементы капитализма… Он давно уже гниет. Если верить марксистам.

— Есть у него и о высоком начальстве. Одну минутку. Я отметил карандашом. Прежние читатели тоже птичек наставили. Вот такой пассаж: «Если хотите знать, самую глубокую основу всех мерзостей образует не безнравственность средних или худших представителей рода человеческого, а ущербная нравственность его лучших представителей».

— Рыба гниет с головы. И есть это в любой стране. В любом обществе, не только у нас.

— Правильно мыслишь, моя милая. Но книга о нашем обществе. В первую очередь все касается нас. Есть тут и насчет права и оппозиции. Критика очень серьезная.

— Наши люди не прочитают книгу. Она недоступна для них. Ну что, я пойду спать. Ты еще будешь читать? Так иди в свой кабинет. Чего тебе сидеть на кухне? Включи лампу. Там удобней.


Еще от автора Леонид Киреевич Леванович
Рассказы

Леванович /Леонов/ Леонид Киреевич родился 14 сентября 1938 года в деревне Клеевичи Могилевской области. Автор многих книг прозы и публицистики. В 1991 г. в издательстве «Советский писатель» вышла книга повестей и рассказов «Якорь надежды». Лауреат Литературной премии Ивана Мележа и премии Федерации профсоюзов Беларуси.Живет в деревне Петрилово Вилейского района Минской области. Родную деревню уничтожил Чернобыль. Занимается пчеловодством, сеет гречиху, донник, фацелию.


Ветер с горечью полыни

Роман рассказывает о жизни людей и политических событиях в Белоруссии с августа по декабрь 1991 года.


Рекомендуем почитать
Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.