Беседь течёт в океан - [12]

Выплыл из памяти уже далекий октябрь 1964-го. Пленум ЦК КПСС. Машеров предчувствовал, что назревают серьезные события. Кое-что рассказал по секрету Мазуров:

— Хрущев с Микояном отдыхают. А тем временем готовится пленум ЦК. И он может быть последним для Никиты, — сказал Кирилл Трофимович, когда ходили по лесу. — Хрущев сделал много доброго, но в последнее время превратился в гастролера. То за границу летает, то по стране шастает. Сталина обгадил, а свой культ создал за неполные десять лет. А какой культ! Идеологи подсчитали, что за девять месяцев этого года его портрет печатался в центральных газетах сто сорок раз. Даже портреты Иосифа Виссарионовича публиковались реже. А эти бесконечные реформы!

— Партию располовинил. На сельскую и городскую поделил, — поддержал разговор Машеров. — А Насера, египтянина, сделал Героем Советского Союза. Меня это оскорбило до глубины души.

— Да все фронтовики плюются. Что хочет, то и воротит. Недавно ездил в скандинавские страны. Взял с собой детей, внуков. Всего двенадцать человек. И за денежки налогоплательщиков. Короче, я не думаю, что ты будешь голосовать за него. Беседа строго между нами. Сам понимаешь, если не удастся его спихнуть, полетят головы…

Мазуров тоже не все знал. Говорил с ним на подмосковной даче Николай Миронов, заведующий отделом административных органов, куратор армии, силовых структур, прокуратуры. Разговор был неконкретный: мол, как вам нравятся пертурбации Хрущева, бесконечные поездки. Мазуров признался, что не в восторге от таких методов руководства, и обещал поддержку. Миронов закончил беседу почти такими же словами: это строго между нами.

А потом был пленум ЦК. Высокий, костлявый Суслов нацепил очки и уткнулся в доклад, с которым побоялся выступить Брежнев. Машеров уже знал, что на расширенном заседании президиума ЦК первым секретарем рекомендовали избрать Брежнева, Председателем Совета Министров Косыгина, что Хрущев сначала отвергал всяческую критику, отметал упреки соратников. Но из двадцати двух присутствующих в защиту выступил один Микоян. Никита Сергеевич понял, что его песенка спета, и на пленуме не проронил ни слова.

После перечисления грехов Хрущева Суслов сказал: судя по настроению зала, пленум одобряет решение Президиума ЦК, и нет необходимости открывать прения. Тут же подхватился Брежнев и предложил голосовать. В зале поднялся лес рук. Против не было никого.

Машеров посматривал на низко склоненную лобастую голову Никиты Сергеевича и невольно подумал: в душе низвергнутого лидера бушует буря, разливается море обиды — многие, кого он выдвигал, выводил в люди, голосовали против. А еще подумалось: одним может утешиться Хрущев — он сделал страну настолько демократической, а власть цивилизованной, что простым голосованием, без танков и крови его лишили всех постов.

Это был по сути государственный переворот. Но вскоре случилось событие, которое сильно взволновало Машерова, и особенно Мазурова: в авиакатастрофе погибли Николай Миронов и маршал Бирюзов — они летели в Югославию на празднование годовщины освобождения от немцев. Миронов воевал в этой стране.

— Ключевая фигура заговора против Хрущева. Выдающийся организатор, обаятельный, талантливый человек. Его ожидала должность секретаря ЦК, куратора всех силовых структур, члена президиума. Трагическая смерть. Случайность, а может, диверсия? Ушел из жизни человек, который очень много знал, который конспиративно подготовил пленум и привел Брежнева к власти… — вздыхал Мазуров.

— Кажется, они с Брежневым вместе работали в Днепропетровске? — спросил Машеров.

— Да. Миронов был лучшим другом Брежнева… Госкомиссия признала, что виноваты летчики. Военные пилоты первый раз летели по этому маршруту, делали разворот и врезались в гору.

Сильно взволновала Машерова неожиданная смерть Кулакова. Он хорошо знал Федора Давыдовича, искренне уважал его за принципиальность, смелость, неистребимый оптимизм. В начале 1978-го в коридорах Кремля Петр Миронович услышал от Мазурова:

— Брежнева сплавляем на пенсию. Первым будет Федор Кулаков.

Машеров воспрянул духом. Наконец, Леонид Ильич, который только

делает вид, что управляет страной, уйдет в небытие. И вот, ночью семнадцатого июля 1978 года Федор Кулаков скоропостижно умирает от сердечной недостаточности. И что особенно поразило Машерова: на похоронах члена Политбюро не было ни Брежнева, ни Косыгина, ни Суслова, ни Черненко, в скупом некрологе, опубликованном не на первой, а на второй странице «Правды», говорилось о смерти не выдающегося, как писали о членах Политбюро, а видного деятеля.

На похоронах с трибуны Мавзолея выступил Михаил Горбачев. Партийные функционеры поняли: Михаил Сергеевич займет кресло Кулакова — единственное, на которое мог претендовать, быть куратором сельского хозяйства.

Машеров знал его давно. В 1961 году оба были делегатами ХХГУ съезда КПСС. Знал, что тянули за уши Горбачева в Москву со Ставропольщины Кулаков и особенно — земляк Андропов. Именно между его покровителями вспыхнула беспощадная борьба за кремлевский трон. И кто бы из этих двух «красных петухов» ни победил, Горбачев все равно бы остался на коне. Неожиданная, загадочная смерть Кулакова помогла Горбачеву больше, чем его покровительство при жизни. А он, Федор Кулаков, которого Хрущев снял с должности министра хлебопродуктов и отправил на высылку в Ставропольский край, учил комсомольского лидера края Горбачева понимать жизнь, разгадывать политические интриги, уметь организовать массы на выполнение поставленных задач. Кулаков это умел делать. Он был второй ключевой фигурой заговора против Хрущева. Осенью 1964-го Кулаков принимал московских заговорщиков в своих владениях — в Тебердинском заповеднике около знаменитого озера Манычь. Гости не бродили с ружьями и стреляли только пробками из бутылок шампанского, которое лилось рекой. Именно в этой заповедной тиши, под брызги шампанского да и пития покрепче, были окончательно разработаны все детали кремлевского переворота.