Бесценный символ - [8]

— Что?

Она была едва в состоянии говорить, изумленная его агрессивностью, о существовании которой даже не подозревала. Если эта хладнокровная искушенность в житейских делах уязвляла ее много лет назад, то теперь странная одержимость и неумолимость, светившиеся в его глазах, заставили Стефани почувствовать себя крайне беспомощной.

Он коротко и резко рассмеялся.

— О, мне не нужна жена, милочка, так что не думай, что ты нашла еще одного несчастного ублюдка, которого сможешь облапошить. Все, что я хочу, это тебя в моей постели… на некоторое время.

— Нет…

Мгновенный отказ был прерван, его пальцы, крепче вцепились в волосы, оттянув беспомощную голову назад. Ей стало больно, но еще страшнее была мысль о том, как легко Энтони может ее обидеть. Он был почти на фут выше бедняжки и в два раза тяжелее, его руки держали ее стальной хваткой, и он был зол, еще как зол.

— Да, — сказал он с холодной решимостью, и его лицо стало склоняться к ней.

Стефани закрыла глаза, голова у нее закружилась. Она трепетала в его руках, как попавшее в ловушку животное. Он парализовал движения ее рук, и она знала, что не сможет справиться с ним, потому что он был намного сильнее.

Затем его требовательные горячие губы прикоснулись к ее, и это было похоже на разряд неприкрытой чувственной энергии. Никогда в своей жизни она не испытывала ничего подобного, и больше всего ее шокировало то, что она испытала это с ним. Все ее смущение и болезненные страхи были смыты волнами дикого, жаркого удовольствия. Она больше не могла бороться ни с ним, ни со своими чувствами, ее рот беспомощно открылся под давлением его губ. Конвульсивная дрожь пронзила ее, когда его язык глубоко вошел в ее рот, и она внезапно ощутила, как грудь крепко прижимается к его груди, и ее тело обмякло.

Десять лет назад он обращался с ней бережно, его поцелуи были нежными, объятия — легкими. Она понимала теперь, что это было из-за ее юности и неопытности. Но в то время она видела в этом отчужденность, а не сдержанность, и поскольку он, казалось, не пылал к ней всепоглощающей страстью, ее собственное горячее влечение к нему принималось ею за нечто ошибочное.

Теперь она не сомневалась в его желании, и хотя Стефани знала, что, по меньшей мере, часть этой страсти предназначалась ей в наказание, она не могла не ответить на нее. Когда его объятия слегка ослабли, обе ее руки поднялись и, скользнув ему под пиджак, обвились вокруг его талии.

Он целовал ее так, как если бы брал то, что принадлежит ему по праву, и требовал все большего, сила его страсти сокрушала все. Но он не причинял ей больше боли. В глубине души она была удивлена этим, потому что он легко мог бы сделать ей больно и, казалось, был склонен к этому.

Внезапно Энтони поднял голову и сказал хриплым шепотом:

— Посмотри на меня.

Стефани с трудом заставила себя открыть глаза. Она задыхалась, голова у нее кружилась, тело трепетало, и она поняла, что упала бы, если бы он не держал ее так крепко.

— Я мог бы взять тебя прямо сейчас, — сказал он. — Мог швырнуть на пол, и через пять минут ты бы просила меня, чтобы я взял тебя. Я наслаждался бы каждой минутой, глядя, как ты сходишь с ума от вожделения настолько, что ничего больше не имеет для тебя значения. Придет время, и ты узнаешь, что значит попасть в рабство к кому-либо.

Она даже не могла обвинить его в высокомерии или тщеславии: ее ответная реакция была мгновенной и полной, и они оба знали, что она была не в силах побороть ее. Жар внутри нее угас, оставив озноб, ее руки бессильно опустились, когда он грубо оттолкнул ее от себя. Она почувствовала сзади себя край письменного стола и оперлась на него, потому что ноги не держали ее. Она подумала, что он глядит на нее, как кот на мышь, с которой собирается поиграть перед тем, как убьет.

— На этот раз ты не сбежишь, Стефани, — предупредил он почти небрежно. — Я догоню тебя.

Она хотела закричать: «Я ранила лишь твою гордость, но не твое сердце, зачем ты поступаешь со мной так?» Но она не была больше в этом уверена. То, что жило в его сердце, должно было иметь корни не только в раненой гордости, ненависть приходит только тогда, когда чувства задеты слишком глубоко.

Не в состоянии сказать ни слова, она смотрела, как он отвернулся от нее и направился к двери. Она снова полностью владела собой, ее эмоции и переживания снова были скрыты под элегантной, блестящей внешней оболочкой. Как будто ее — настоящей — и не было вовсе. Он не сказал «до свидания» и даже не взглянул на нее, просто вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Минуту спустя Стефани оторвалась от письменного стола, подошла к стулу и села, невидящим взглядом уставившись на книги, карты, записки, лежащие на столе. Как гласит пословица, «дорога в ад вымощена благими намерениями». Ее намерения десять лет назад были, вероятно, эгоистичными и, в конце концов, глупыми, но не преднамеренно жестокими, и мотивированы они были детскими страхами и смущением восемнадцатилетней девушки. Она была одержима Энтони, как только это возможно в юности, ее чувства были болезненной путаницей любви, страха, неуверенности и ощущения своей собственной ничтожности.