Бесценный символ - [22]

Осторожно подбирая слова, Стефани сказала:

— Найти распятие — это имеет для меня первостепенное значение. Обещайте, пожалуйста, обещайте мне, что вы не помешаете мне в этом. Ради моего папы.

Его рука удивительно нежно сжала ее пальцы.

— Обещаю. Даю вам слово, что не сделаю ничего, что сможет помешать вам, Стефани. И помогу всем, чем могу.

Она не знала, поверила ли ему, но не пыталась больше вырвать у него свою руку. У нее было ощущение, что она сожгла мосты позади себя и от этого почувствовала странное облегчение.

Энтони не отпустил ее руки, даже когда они приехали в отель. Задержавшись у стойки, он что-то коротко сказал клерку по-французски. Стефани понятия не имела, что именно он сказал, но лицо клерка осветилось улыбкой. Энтони повел ее к лифту, сказал что-то швейцару, который нес ее сумки, и тот тоже улыбнулся. Затем Энтони взглянул на Стефани и объяснил ей, что всегда останавливается в этом отеле, когда приезжает в Париж, и что служащие хорошо знают его.

Он взял руководство на себя. Странно, но у Стефани не было желания протестовать. Несколько минут она даже наслаждалась чувством того, что о ней проявляют заботу. Она не отдавала себе отчет в том, как хотелось ей этого последние несколько месяцев, когда столько хлопот и треволнений легло на ее плечи.

Энтони отпер дверь их номера и ввел ее внутрь. Она мягко высвободила свою руку и оглядела элегантную гостиную. В номере имелись две спальни. В одну из них по знаку Энтони швейцар внес ее вещи, затем, получив чаевые, он исчез.

— Я удивлена, что вы заказали номер с двумя спальнями, — сказала она с легким вызовом.

Энтони снял пиджак и бросил его на спинку стула, слегка улыбнувшись.

— Я мог бы сказать, что только этот номер и был свободен.

— Могли бы. И это было бы правдой?

— Нет. Стефани, сейчас приоритет имеет распятие.

Она согласно кивнула, но не могла не гадать, не забавляется ли он, играя с ней.

— Когда мы вылетаем завтра?

— В два. Самый ранний рейс, на который я мог достать билеты.

Стефани еще не перевела часы, и не имело значения, который сейчас час по местному времени, она устала, и ей требовался отдых.

— Вы ели что-нибудь в самолете?

Легкая гримаса скривила ее губы.

— Я ненавижу есть в самолете. Я не голодна.

— Послушать вас, вы никогда не голодны. Но я голоден и закажу ужин, а затем вы можете спать хоть до позднего утра.

— Прекрасно. Только не заказывайте улиток, если вы их сами не любите.

— Не буду. А что еще вы избегаете?

— Алкоголь. — Она помедлила в дверях своей спальни и слабо улыбнулась. — Я — аллергик, не выношу даже лекарство, если в нем содержится хоть капля алкоголя.

Энтони был поражен.

— Я не знал об этом. Как же вы реагируете, если на столе есть спиртное?

— Стараюсь отодвинуть его как можно дальше и побыстрее. Меня от него тошнит.

Он кивнул в знак понимания, глядя, как она закрывает за собой дверь в спальню. Он был более чем обеспокоен ее внешним видом. Зная теперь, что ей пришлось пережить за последние месяцы, он едва ли был удивлен тем, что перелет через океан заставил ее побледнеть. Болезнь отца оказалась страшным ударом для нее, тем не менее, она выстояла и проявила большую силу воли и решимость.

В ней говорила гордость Стирлингов? Или в глубине ее скрывались внутренние ресурсы, о которых никто не подозревал? Она была смелой, а ее кажущаяся хрупкость — обманчивой, это он уже знал. Несколько дней назад заставить ее потерять контроль над собой доставило Энтони жестокое удовольствие. Теперь даже мысль об этом была ему противна. Конечно, он хотел знать, о чем она думает, но не хотел, чтобы она сломалась.

Он будет заботиться о ней. Его влечение к ней только увеличилось за последние дни, но дикая потребность превратилась в нечто менее резкое, но более волнующее и притягательное.

Она не окажет ему сопротивления, он знал это. Она хотела его. Но… не хотела хотеть его, и он также знал это. Она горела в его руках от изумительной страсти, о которой он раньше даже не имел представления, но не принадлежала ему душой. Уверенность в этом более, чем что-либо другое, была повинна в его колебаниях. Она бы уступила ему потому, что ее тело не принадлежало ей, но он хотел большего. Не только ее физического отклика, он хотел обладать всем: ее гордостью, ее силой, секретами того, как хорошо ей удавалось владеть собой, ее чувствами, о которых он мог только догадываться.

Остановившись у двери в ее спальню, он прислушался к шуму воды и представил ее под душем. Он вспомнил мягкие изгибы ее тела, нежный шелк волос в своих пальцах, то, как ее тело прижималось к нему, а глаза туманились от удовольствия, когда он целовал ее.

Звук воды внезапно прекратился. Энтони отскочил от закрытой двери к окну.

— Господи! — прошептал он, невидяще глядя в темноту.

Приход официанта отвлек его, и, когда Стефани вошла в гостиную, он полностью овладел собой.

Теперь она не выглядела измотанной, но казалась очень юной и необычайно хрупкой.

Энтони никогда в жизни не испытывал побуждения защищать какую-либо женщину, кроме Стефани, и никогда его желание обладать женщиной не было таким сильным, он хотел заниматься с ней любовью до тех пор, пока они не будут утомлены так, что не смогут двигаться.