Бес из бутылки - [11]

Он сидел и ужинал на просторном балконе, а китаец-слуга дивился на своего господина, который распевал между глотками пищи.
The sun went down into the sea, and the night came; and Keawe walked the balconies by lamplight, high on the mountains, and the voice of his singing startled men on ships.	Солнце погрузилось в море, и настала ночь, а Кэаве все разгуливал при свете фонарей по балконам своего дома на высоком берегу, и звук его песен тревожил моряков на проплывавших мимо судах.
"Here am I now upon my high place," he said to himself.	"Я поднялся высоко-высоко, - говорил себе Кэаве.
"Life may be no better; this is the mountain top; and all shelves about me towards the worse.	- Жизнь не может стать прекрасней; я стою на вершине горы; отсюда нет пути наверх - только вниз.
For the first time I will light up the chambers, and bathe in my fine bath with the hot water and the cold, and sleep alone in the bed of my bridal chamber."	Сегодня я впервые велю осветить все комнаты, и искупаюсь в моем красивом бассейне с горячей и холодной водой, и один возлягу на брачное ложе в своей спальне".
So the Chinaman had word, and he must rise from sleep and light the furnaces; and as he wrought below, beside the boilers, he heard his master singing and rejoicing above him in the lighted chambers.	И он поднял ото сна своего слугу-китайца и отдал ему приказ растопить печи, и слуга, трудясь внизу возле топок, слышал, как его хозяин весело распевает наверху в своих освещенных покоях.

When the water began to be hot the Chinaman cried to his master; and Keawe went into the bathroom; and the Chinaman heard him sing as he filled the marble basin; and heard him sing, and the signing broken, as he undressed; until of a sudden, the song ceased.	А когда вода нагрелась, слуга позвал хозяина, и Кэаве пошел купаться, и китаец-слуга слышал, как он пел, напуская воду в мраморный бассейн, и как песня внезапно оборвалась.
The Chinaman listened, and listened; he called up the house to Keawe to ask if all were well, and Keawe answered him	Китаец-слуга все прислушивался и прислушивался, а потом окликнул снизу хозяина и спросил, все ли у него в порядке, и Кэаве ответил "да" и велел ему ложиться спать.
"Yes," and bad him go to bed; but there was no more singing in the Bright House; and all night long, the Chinaman heard his master's feet go round and round the balconies without repose.	Но больше не звучало пение в "Сияющем Доме", и всю ночь до зари китаец-слуга слышал, как его хозяин расхаживает без сна по балконам.
Now the truth of it was this: as Keawe undressed for his bath, he spied upon his flesh a patch like a patch of lichen on a rock, and it was then that he stopped singing.	А теперь послушайте, что произошло: когда Кэаве скинул одежды, чтобы искупаться, он заметил, что у него на теле, подобно лишайнику на скале, появилось пятно, и тогда он перестал петь.
For he knew the likeness of that patch, and knew that he was fallen in the Chinese Evil. [footnote: Leprosy.] Now, it is a sad thing for any man to fall into this sickness.	Ибо он знал, что означает это похожее на лишайник пятно; он понял, что пал жертвой "Китайской напасти", или, проще говоря, проказы. Что говорить, такой недуг - большое несчастье для каждого.
And it would be a sad thing for anyone to leave a house so beautiful and so commodious, and depart from all his friends to the north coast of Molokai between the mighty cliff and the sea-breakers.	Г орька судьба того, кто должен покинуть красивый, удобный дом, покинуть всех своих друзей и переселиться на северный берег острова Молокаи, где о неприступные утесы, грохоча, разбивается прибой.
But what was that the case of the man Keawe, he who had met his love but yesterday, and won her but that morning, and now saw all his hopes break, in a moment, like a piece of glass?	Но что же сказать про этого несчастного, про Кэаве, который только накануне повстречал свою суженую, только сегодня утром завоевал ее ответную любовь, а теперь видел, как все его надежды разлетаются вдребезги, словно кусок стекла!
Awhile he sat upon the edge of the bath; then sprang, with a cry and ran outside; and to and fro, to and fro, along the balcony, like one despairing.	Долго сидел он на краю бассейна, а потом горестно вскрикнул, вскочил и выбежал вон; и долго еще метался туда и сюда, туда и сюда по балкону в великом отчаянии.
"Very willingly could I leave Hawaii, the home of my fathers," Keawe was thinking.	"Не сетуя на судьбу, покинул бы я Гавайи -родину моих предков, - думал Кэаве.
"Very lightly could I leave my house, the high-placed, the many-windowed, here upon the mountains.	- Не ропща, покорился бы я своей участи и оставил бы мой дом, этот прекрасный, многооконный дом на высоком берегу.
Very bravely could I go to Molokai, to Kalaupapa by the cliffs, to live with the smitten and to sleep there, far from my fathers.	Не пал бы я духом, отправляясь на Молокаи, в эту Калаупапу, затерянную между утесов и скал, чтобы влачить свои дни и ночи среди пораженных страшным недугом и там, вдали от земли отцов, уснуть вечным сном.