Беруны - [63]

Шрифт
Интервал

– Путь этот по солнцу к городу Олонцу, – ответил Семен Пафнутьич, – а оттуда куда хочешь: хочешь – на Выг-реку, а хочешь – и за шведский рубеж, коль тебе невтерпеж. И там вашего брата, беглых, много.

– А ты-то, Сёмушко, куда путь держишь?

Но Семен Пафнутьич стал распутывать узел на своем кушаке, пропустив вопрос Тимофеича мимо ушей.

– Не живешь же ты тут, в канаве!..

– Иду восвояси, – ответил уклончиво Семен Пафнутьич. Но потом, сообразив что-то, вдруг добавил: – Иду к Выгу. Теку, утекаю, жизнь свою спасаю.

И Семен Пафнутьич стал перепоясывать на себе кафтан.

– Понима-аю, – протянул теперь в свой черед Тимофеич.

– Ну, ты, брат, я вижу, нашего поля ягода, – хлопнул Степан Семена Пафнутьича по плечу.

– Фрр... – отскочил от него Семен Пафнутьич, старавшийся ещё на лодье быть от Степана подальше.

– Чего ты? – спросил его хмуро Степан, но тот не ответил и полез зачем-то в канаву.

Он вылез оттуда, пообчистился, нахлобучил себе на голову свой свисавший лохмотьями малахай и поднял валявшуюся подле хворостинку. И, торжественно посмотрев на Тимофеича, на Степана и на Ванюху, произнес:

– Места эти несытны, необильны и весьма непокойны... Потечем?

– Течем, – кивнул головой Тимофеич.

Семен Пафнутьич черными от грязи пальцами дернул зачем-то на лице своем рыжую прядку и стал месить не совсем просохшую ещё обочину дороги. За ним гуськом стали чмокать сапогами остальные – с пригорка в ложбинку, из овражка на холмик, подальше от этих мест, не суливших, по замечанию Семена Пафнутьича, ни сытости, ни изобилия, ни покоя. 

XXI. РАССКАЗ СЕМЕНА ПАФНУТЬИЧА О ТОМ,

ЧТО ПРОИЗОШЛО С НИМ В СТОЛИЦЕ

Дорога, по которой беглецы всё больше удалялись от столицы, была, к счастью, в этот день безлюдна, и ниоткуда не слышно было здесь ни тарахтения телеги, ни дребезжания плохо подвязанного под кузовом ведра. Беглецы шагали по дороге среди бела дня всё равно как ночью, и ни пеший, ни конный ни разу не обогнал их, и никто не попадался им навстречу. Ванюхе и Степану надоело волочиться за Тимофеичем, ступая по его вдавленному следу, и они ушли далеко вперед, останавливаясь временами, чтобы подождать своих не очень расторопных товарищей. А Тимофеич пошел рядом с Семеном Пафнутьичем но немного обсохшей дороге, расспрашивая его про Никодима и посвящая его, как и в прошлом году, в свои злобедственные дела. Семен Пафнутьич путался лапотками в своем долгополом кафтане и, помахивая хворостинкой, сочувственно поддакивал Тимофеичу. Выгорецкий трудник не чувствовал прошлогодней неприязни к старому беруну. Эти трое были так же гонимы царским начальством, как и он сам. И это их страдание и нежелание Тимофеича быть шутом на старости лет размягчали сердце обычно несговорчивого Семена Пафнутьича.

– Дела!.. – проговорил он и схватился руками за свой изодранный малахай, когда Тимофеич окончил свой рассказ. – Дела! Рассудка лишишься вместе с малахаем и с тем, что было в малахае.

Он снял с головы драный свой малахай и ткнул его Тимофеичу.

Тот повертел малахай в руках.

– Да, шапец небогатый... Не боярская, говорю я, шапка.

– Шапка?..– вскрикнул Семен Пафнутьич. – Не о шапке речь... У меня в этой шапке денег золотых да серебряных было зашито столько, что еле голову нёс я под этою шапкою. Все то вниз клонило, то назад запрокидывало, то набок сворачивало.

– Вишь ты! – удивился Тимофеич.

– Я бы тогда за эту шапку, может быть, трехсот рублей не захотел взять...

– Скажи на милость! – не переставал удивляться Тимофеич.

– Да я бы эту шапку не променял бы... не променял бы... хоть на что хочешь не променял бы!.. – кричал, всё больше входя в раж, Семен Пафнутьич.

– Была, значит, шапка с начинкой, – заметил грустно Тимофеич, возвращая Семену Пафнутьичу его именуемый шапкою облезлый и словно собаками растерзанный пыжиковый малахай.

– Да я бы... да я бы... – продолжал неистовствовать Семен Пафнутьич, но, почувствовав в своих руках возвращенный ему Тимофеичем малахай, помял его, поглядел на него укоризненно и опять нахлобучил на голову.

Малахай был теперь легок, и голова выгорецкого трудника не болела больше от отягчавших её рублевиков и червонных. Но зато ныла в Семене Пафнутьиче душа оттого, что он попал впросак и что плакали теперь общежительные денежки и что срам такой на всю Выгорецию. Не по Сеньке, значит, была эта шапка, не по Семену Пафнутьичу с такой начинкой малахай.

– Дурак ты, дурак! – стал корить он самого себя. – Языку-то у тебя на рубль, а ума на пятак. Говорил мне староста выгорецкий: «Смотри, – говорит, – Сёмка: ты горяч; коли что – не вмешивайся, держи язык за зубами, а то и вовсе прикинься немым». Да я-то наказ его поздно вспомнил. Они тут, в Петербурге, приказчика нашего заарестовали, ну, меня и послал староста наш торговый в столицу, чтобы, значит, поразведать, нельзя ли приказчика освободить и какие там ещё напасти к нам жалуют. И денег я зашил в шапку, чтобы взятку сунуть, подкупить кого надо. Денег со мною было немало – ведь начальство начальству рознь: бывает такая мелкота, что и рубликом удовольствуется, а иной изверг в триста рублей станет. Я, видишь, в столице впервой... Ну, что бы им Никодима вместо меня послать: он и сам приказчик и уж на что человек; да ему из Сумы отлучиться нельзя; там он лодью нашу снаряжает, на Новую Землю собирается. Ну, послали меня. Приехал я, стал на квартиру, сунулся туда-сюда, всё как-то без толку: тот уехал на Нижнюю Волгу струги хлебом грузить, другой схвачен вместе с приказчиком, третий – в бегах невесть где. Я туда-сюда, за шапку держусь, ветром, думаю, не сдунет – тяжелая, а мошенничек, может, какой и сопрет: их ноне, мошенничков этих, повсюду довольно. Ну, да авось, думаю, обойдется: неужели ж кто на такой малахай позарится? А сам всё же за малахай хватаюсь, то правой рукой, то левой: цела ли, думаю, на мне шапка, хоть и чую, что голову она мне начинкой своей сворачивает. И пока я там вчерашний день суюсь то туда, то сюда в такую непогоду, вижу вдруг – переполох, народ бежит, а куда – и сам не знает. Я кричу:


Еще от автора Зиновий Самойлович Давыдов
Разоренный год

Страшен и тяжек был 1612 год, и народ нарек его разоренным годом. В ту пору пылали города и села, польские паны засели в Московском Кремле. И тогда поднялся русский народ. Его борьбу с интервентами возглавили князь Дмитрий Михайлович Пожарский и нижегородский староста Козьма Минин. Иноземные захватчики были изгнаны из пределов Московского государства. О том, как собирали ополчение на Руси князь Дмитрий Пожарский и его верный помощник Козьма Минин, об осаде Москвы белокаменной, приключениях двух друзей, Сеньки и Тимофея-Воробья, рассказывает эта книга.


Корабельная слободка

Историческая повесть «Корабельная слободка» — о героической обороне Севастополя в Крымской войне (1853–1856). В центре повести — рядовые защитники великого города. Наряду с вымышленными героями в повести изображены также исторические лица: сестра милосердия Даша Севастопольская, матрос Петр Кошка, замечательные полководцы Нахимов, Корнилов, хирург Пирогов и другие. Повесть написана живым, образным языком; автор хорошо знает исторический материал эпохи. Перед читателем проходят яркие картины быта и нравов обитателей Корабельной слободки, их горячая любовь к Родине. Аннотация взята из сети Интернет.


Из Гощи гость

Исторический роман Зиновия Давыдова (1892–1957) «Из Гощи гость», главный герой которого, Иван Хворостинин, всегда находится в самом центре событий, воссоздает яркую и правдивую картину того интереснейшего времени, которое история назвала смутным.


Рекомендуем почитать
Уроки немецкого, или Проклятые деньги

Не все продается и не все покупается в этом, даже потребительском обществе!


Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трэвелмания. Сборник рассказов

Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.


Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.


Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров

Представители семейства Медичи широко известны благодаря своей выдающейся роли в итальянском Возрождении. Однако их деятельность в качестве банкиров и торговцев мало изучена. Хотя именно экономическая власть позволила им захватить власть политическую и монопольно вести дела в Европе западнее Рейна. Обширный труд Раймонда де Рувера создан на основе редчайших архивных документов. Он посвящен Банку Медичи – самому влиятельному в Европе XV века – и чрезвычайно важен для понимания экономики, политики и общественной жизни того времени.


Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.