Бертран и Лола - [12]
Выпив кофе, Лола принялась укладывать вещи в коробки.
Хватит терзать себя вопросами! Делай дело – и отвлечешься! Лола собрала, закрыла и заклеила скотчем одну, две, три, четыре, пять, шесть, семь и восемь коробок с одеждой, посудой и обувью. Она работала быстро. Без музыки. В тишине.
Лола вышла на балкон, наклонилась и посмотрела вниз. Ей нестерпимо захотелось спуститься на этаж и постучать в дверь квартиры Дафны. Зачем? Сказать: «Я правда не хочу тебя больше видеть»? Или услышать не произнесенные слова? Почему он ничего не сказал? А вдруг его нет? Ну почему они не обменялись телефонами?! Ты забываешь.
Кто это говорит? Кто испытывает желание? Кто занимался любовью с Бертраном? Я. Особа, которую вспотевшая, разрумянившаяся молодая женщина видит в зеркале. Личность, которую она сначала предала, а потом приукрасила. Я не сдерживала чувств в твоих объятиях. Бессмыслица. «Это было неизбежно». Низкий голос Бертрана звучал вокруг нее.
Он был повсюду.
Лола причесалась. Надела джинсовые шорты, черную футболку и вышла из квартиры. Просто не могла оставаться дома! Бегом миновала его этаж, пулей промчалась мимо третьего, вернулась и оказалась перед заветной дверью. Как? Зачем? А бог его знает… Сердце билось все громче, грозя разнести грудную клетку. Ей хотелось, чтобы он оказался дома и чтобы исчез, испарился, аннигилировал. Из горла рвался крик: «Почему я?»
Лола как наяву ощущала себя в объятиях Бертрана и точно помнила, что почувствовала. Все начать с начала с тобой? Она смертельно испугалась себя и сбежала. В бакалейную лавку.
Долго бродила между рядами, взяла с полки пакет кофе, даже не посмотрев на марку – только бы не из Африки! – и подошла к кассе.
– Я забыла кошелек…
Момо улыбнулся.
– Занесете потом, – и пожаловался, как все парижане, – на невыносимую жару.
– Вы чудесно выглядите, мадемуазель. У меня семь дочерей, так что влюбленную я узнаю с первого взгляда!
Лола покраснела, на глазах выступили слезы. Хозяин магазина рассмеялся.
– Все невесты так мило краснеют… Надеюсь, мы увидим ваше прекрасное платье, иначе моя жена умрет от любопытства.
– Обязательно!
Момо подал Лоле два апельсина.
– Они из Африки, с моей родины. Свадебный «подарок».
– Спасибо.
Это было неизбежно.
Бакалейщик долго провожал взглядом молодую женщину. Она поднималась по улице вслед за своей тенью и думала о несбыточном. «Может, если раскинуть руки, я сумею долететь до Бертрана? Он будет есть апельсин, я вытру сок с его губ, облизну палец и почувствую вкус кожи. А вдруг все получится не так? Он бросил Дафну, так почему бы ему не бросить меня? Или мы обретем счастье?
Тень Лолы исчезает под днищем машины, ее тонкий чуть сгорбленный силуэт отражается в витрине, она несет в руках апельсины и кофе.
Нет, я не могу потерять Франка и не допущу, чтобы Бертран погубил себя, связавшись со мной.
Лола не вернулась домой. Она не хотела быть одна и не желала разговаривать с Франком. Никогда не знаешь, что ляпнешь. Хочу снова его увидеть. К глазам опять подступили слезы. Настоящие слезы стыда. Средь бела дня, на улице, в самый неподходящий момент. Будущая новобрачная не остановилась у ворот дома на улице Эктор, она побежала к своей машине, повторяя про себя: «Плевать на сумку, плевать на полицейских, пусть останавливают!»
Лола ехала в Нуазьель и всхлипывала. RERом – двадцать семь минут, машиной – тридцать пять. Движение было хоть и без пробок, но плотное, и она сосредоточилась. Пересекая Марну, посмотрела на воду – зеленую, как росшие по берегам тополя. Листочки трепетали, радуясь любой погоде, каждому часу суток, всем людям. Лола вслушивалась в их голоса и, доехав до дома матери, все еще слышала мелодию.
Она остановилась у ворот, вылезла, открыла их, вернулась за руль и доехала по асфальтированной аллее до гаража. В противоположной стороне белела решетка двухметровой кованой калитки, которую ее мать любила открывать и закрывать вручную. Я три раза ее перекрашивала, думала Лола, шагая через свежескошенную лужайку.
Она остановилась перед розовыми кустами, чтобы взглянуть на «Кардинала де Ришелье». Он был старше нее и рос здесь, когда отец купил этот дом. Чашечки богатого пурпурного цвета, многочисленные бутоны распускаются все сразу. Эльза тоже любила «Кардинала» больше остальных роз. А Жеральдина предпочитала гортензии, хоть и не признавалась в этом. Белые. Вернее, белую – огромную, рассеивающую тень от угла. Бертран наверняка обратил бы внимание, как удивительно цветок поглощает и отражает свет. Лола вздрогнула, но справилась с собой, не побежала опрометью к двери: такая порывистость могла насторожить мать. Она шла не торопясь, смотрела на росшие вдоль ограды деревья и вспоминала тополя, обрамляющие Марну. Круглые кусты бузины и воздушные ивы, целующиеся с водой.
