Берта Берс. В сетях шпионажа - [28]

— Бедняжка! — участливо прошептала Берта, прикоснулась губами к его лбу. Таубе беззвучно впился поцелуем в ее руку.

— Вот понюхайте… Я подержу…

Таубе жадно вздохнул, глубоко вздохнул и — застыл.

— Готов? — спросил Фридрих.

— Гипнотизер загипнотизирован.

— Ты уверена, что он не проснется?

— Он или совсем не проснется, или проснется через сутки, не раньше.

— Теперь купе на запор. Свету! К черту маскарад… Фридрих сорвал с лица повязки, — пластырь слез легко, отслоился, — освежил одеколоном лицо. Берта стерла грим мокрым полотенцем.

— Наконец одни!

………………

Девятый вал бурной страсти поднял их на головокружительную высоту и опустил в тихую пристань.

— И все-таки мы должны не терять головы. Мой план таков: моментально давай мне все старушечье и приводи себя в порядок. Все это я сейчас выкину с площадки. До следующей станции десять минут. На ней мы сойдем. А этот тип пусть едет в Варшаву один…

— Через десять минут ты не узнаешь меня.

Под старушечьим одеянием на Берте был изящный дорожный костюм, то и другое она сняла, когда готовилась ко сну.

Фридрих тщательно увязал седой парик, старушечий капор, бинты и нашлепки пластыря, собрал все, что могло бы их выдать, и в то время, как Берта возилась с корсетом, вынес на площадку.

XI. ОДИН

Свежая ночь ударила в лицо, на котором горели еще поцелуи Берты.

Свежая ночь ударила в грудь, еще истомно ноющую от только что прижимавшей ее в трепете страсти груди Берты.

Свежая ночь охватила его существо и вернуло обычное ледокровие его железной воле, стальным нервам и мозгу.

Он так давно не дышал свежим воздухом.

Так давно не был один, совсем один, без неотвязного глаза тюремщика.

Один! Какой это восторг!

Фридрих нагнулся и бросил в мглу сверток с вещами Берты.

Один! Совершенно один! Какое счастье!

А Берта?

Разве она не будет его тюремщиком, если он даст себе потерять голову от ее чар?

Нынче, только теперь он почувствовал, как близок к тому, чтобы потерять голову.

Ревность! Какая чушь!

И однако же, сегодня он ревновал!

Это хуже гипноза!

Не мешало еще, чтобы Берта его влюбила, а Таубе загипнотизировал.

Нет, насытив страсть, придя в себя от бурных безумств, только что пережитых, Фридрих видит, что надо немедленно бежать.

Он знает, что во всем свете Берта единственная женщина, ради которой он может пожертвовать собой.

Сейчас вот, например, он насытил зверя, тело больше не алчет тела, а все-таки душа рвется к Берте, и если бы он не знал, что Таубе спит полумертвецким сном, он не оставил бы их вдвоем.

Да, он уже прикован к Берте… ревностью, — его воля уже подавлена.

Нет! Этого не может быть!..

Поезд замедлял, подходя к какой-то незначительной станции…

XII. ОДНА…

Берта почти готова, хотя прошло не больше пяти минут. Берта совершает чудеса быстроты и ловкости.

Кто узнал бы в изящной молоденькой пассажирке сгорбленную старуху, какой она сюда вошла?

Но почему же поезд останавливается, ведь не прошло еще десяти минут? Это вероятно так, полустанок, который Фридрих не имел в виду.

Ну, так и есть, поезд стоял менее минуты и пошел дальше. А на той станции он стоит целых пять минут.

Но где же Фридрих, — как может он в осеннем пальто так долго торчать на площадке?

Вышла, крадучись, на площадку: Фридриха нет.

— Вероятно, в уборной!

Вернулась в вагон.

Таубе спит наверху с тяжелым, ненормальным храпом-хрипом.

Стало жутко. Противно.

— Что с Фридрихом? Уж не дурно ли ему? Уж не надышался ли он йодоформом?

Вышла опять на площадку.

Никого.

Когда проходила мимо уборной, оттуда вышел офицер.

Увидав красивую, стройную пассажирку, военный приклонился.

— Значит, в уборной его нет!

И Берте стало страшно:

— Неужели Фридрих сошел, не зная, что поезд стоит лишь одну минуту!.. Неужели он не успел вскочить и остался один там, на полустанке!.. Такой осторожный человек и такая неосторожность!

Что теперь делать ей одной? Следующий поезд идет через десять часов.

Значит, Фридрих приедет в Варшаву на десять часов позднее ее!..

Берта сидела в своем купе, слушала храп Таубе и, ломая руки, думала:

— От Таубе надо непременно отделаться… Мне попадаться на глаза кондуктору нельзя, он изумится, куда девалась старуха и как я очутилась на ее месте.

Дать телеграмму на тот полустанок — нельзя. У Фридриха три паспорта, — два зашиты, а один на руках, — который на руках, — не знаю. Как бы его не подвести! Как отделаться от Таубе?.. Самый лучший способ придумал Фридрих — слезть на следующей станции и подождать следующего поезда…

Блестящая мысль!.. Я слезу на следующей станции… Таким образом я и отделаюсь от Таубе и, наверное, встречу на следующем поезде Фридриха!.. Ах, как он обрадуется и как похвалит меня за догадливость.

Могла ли она допустить, что Фридрих сам нарочно спрыгнул на полустанке, чтобы бежать от чар Берты?

Могла ли она догадаться, что Фридрих в это время на встречном поезде возвращался в Двинск, чтобы оттуда направиться в Ригу?

Он ехал, он бежал.

И вместе с ним ехала тоска, — он уже тосковал о Берте, которую потерял навсегда!

Как сможет он ее разыскать?

Ведь у нее три паспорта!

Под которым она будет жить?

Где она будет жить?

А главное: ведь он оставил ее вдвоем с негодяем Таубе. Удастся ли ей отделаться от него?