Бернард Шоу - [169]
ШОУ И ЕГО БИОГРАФ
Читая корректуру моей книги[190], Шоу держался стойко. Но кое с чем он был все же не согласен: «Вы все еще одной ногой в XIX веке. Религию, политику, науку, искусство вы растасовали по гнездышкам, представив дело так, будто это все несовместимые, взаимоисключающие вещи. Но в жизни так не бывает. Не бывает только верующего человека, только политика, только ученого, только художника. Природа перемешивает все это в одном человеке в разных пропорциях. Я перемешиваю все это в своих пьесах. Епископ, Инквизитор, барон-феодал из «Святой Иоанны» — люди ничуть не менее набожные, чем Жанна, только без ее странностей. Мне пришлось остановиться и на том, что она была не только святая, но и опасная женщина. «Цезарь», «Иоанна», «Король Карл» вам нравятся не потому, что эти пьесы удались мне лучше, а потому, что их политическая и религиозная основа хорошо вам знакома и вы с ней не знаете хлопот. А вот пьесы, написанные мною благодаря знакомству с Марксом и Бергсоном, мои ультрашовианские пьесы, вам не по душе — с ними хлопот полон рот. И вы их отвергаете как худшие мои сочинения. Между тем их просто трудновато сразу проглотить».
Я стал защищаться: «Боюсь, вы ошибаетесь, утверждая, что природе неизвестны в чистом виде верующий человек, политик, ученый, художник и так далее. Мне приходилось с такими встречаться. Мир переполнен врачами, которые, кроме медицины, знать ничего не знают; юристами, которые говорят только о своих процессах; политиками, которые только и делают, что сговариваются друг с другом или друг против друга интригуют; бизнесменами, которые думают только о деньгах; спортсменами, которые мечтают только о призах; священниками, которые по уши зарылись в своей теологии; инженерами, которые не знают, что с собой делать, если у них не заняты руки. В свою очередь, у меня самого натура художника и только художника. А это значит, что меня интересуют люди, а не доктрины и теории, сущность, а не мишурная оболочка. Шекспира тоже интересовали только люди — это был материал его искусства, а на религию, политику, науку и прочую ересь, одурманивающую человечество, он чихать хотел. Вот почему я понимаю Шекспира, а вы — нет. Герои ваших религиозных пьес мне дороги прежде всего как люди живых страстей, а не как рупоры веры. В «Андрокле» вы воистину ушли от полемики и пришли к поэзии. Великое искусство всегда занималось и занимается природой человека — не его догмами, хотя, спору нет, природа человеческая тешит себя и обманом (догмы наши можно ведь назвать и так)».
Пропустив мои слова мимо ушей, он спросил: «Кстати, зачем ворошить мои поездки, кому нужен весь этот путеводитель? У меня жена — бродяга, вот я и скитался по свету. Но в моих произведениях едва ли отыщется след этих скитаний — разве что в «Простачке с Нежданных островов», но вам эта пьеса не по вкусу. Она была бы другой, если бы я не побывал в Индии и на Дальнем Востоке (притом что чуть ли не через всю свою жизнь в драме я пронес желание написать о Страшном суде)».
Я намекнул на то, что путеводитель бывает интересно читать. Он уже углубился в другую проблему: «Идти за мыслию, куда б ни привела». Я бы на вашем месте признался, что, не будучи ни биологом, ни философом, вы не идете за мыслью так далеко. Или что вы уже не щенок — учить новые команды. Или лучше всего скажите, что не можете потратить два года на чтение и усвоение моих предисловий. Разумеется, я не стану вам советовать делать такие признания. Ведь, между нами говоря, то, что вы практически вовсе пренебрегли моими предисловиями, сделало вашу книгу значительно привлекательнее. Без них ее легче читать, с ними она стала бы невыносимо длинной. Мне будет гораздо приятнее, если люди будут читать сами предисловия, а не разговоры о них. Более или менее интеллигентные читатели скажут о вашей книге: «Это не настоящая биография. Это сплетни». А вы отвечайте: «Это и есть настоящая биография. Вам нужна шовианская философия? Читайте самого Шоу!» И аплодисменты сорвете и не соврете! Вы должны быть готовы к такому обмену репликами, иначе я бы не стал вам морочить голову.
Ваши враги в печати (если вы нажили себе таковых), конечно, подловят вас на том, что вам неизвестно мое предисловие к «Миллионерше» под названием «О боссах». В противном случае вы не стали бы повторять за другими дурацкого утверждения, будто я на старости лет впал в диктатороманию: я, видите ли, обратил внимание на то, что Петр Великий, Наполеон III и Муссолини захотели и смогли построить Петроград и перестроить Париж и Рим, а наш двухпартийный Парламент не в силах даже перебросить мост через Северн, не то что укротить приливы в Пентлендском заливе, и не гнать нас больше в землю за новым запасом лошадиных сил».
«У меня не сказано, что вы впали в диктатороманию, — ответил я. — Я просто отмечаю, что диктаторы производят на вас большое впечатление, ибо вы предпочитаете деловитых гангстеров придуркам и тряпкам. Я же всегда был убежден, что диктаторы плодят войны и рабство и всей душой ненавидел зтих преступных лунатиков, которых вы и многие, многие другие одобряли — по крайней мере наполовину».
Эта книга знакомит читателя с жизнью автора популярнейших рассказов о Шерлоке Холмсе и других известнейших в свое время произведений. О нем рассказывают литераторы различных направлений: мастер детектива Джон Диксон Карр и мемуарист и биограф Хескет Пирсон.
Книга Хескета Пирсона называется «Диккенс. Человек. Писатель. Актер». Это хорошая книга. С первой страницы возникает уверенность в том, что Пирсон знает, как нужно писать о Диккенсе.Автор умело переплетает театральное начало в творчестве Диккенса, широко пользуясь его любовью к театру, проходящей через всю жизнь.Перевод с английского М.Кан, заключительная статья В.Каверина.
Художественная биография классика английской литературы, «отца европейского романа» Вальтера Скотта, принадлежащая перу известного британского литературоведа и биографа Хескета Пирсона. В книге подробно освещен жизненный путь писателя, дан глубокий психологический портрет Скотта, раскрыты его многообразные творческие связи с родной Шотландией.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.