Бернард Шоу - [153]

Из Стразы он благодарил Альфреда Сетро за поздравление с семидесятилетием:

«Ну ничего, Вас я прощаю, у Вас были благие намерения. Если все население цивилизованного мира поздравляет человека, если ему шлют в связи с этим телеграммы, а великие композиторы слагают в его честь каноны (не говоря уже о намеках на то, что лучшим признанием его славы может послужить полученный от него пятисотфунтовый заем), — такому человеку кажется, будто он уже воплотился в мрамор. В конце концов он черствеет и в самом деле превращается в циника. Пропустите свое семидесятилетие, Альфред, если хотите дожить до семидесяти одного года. Остерегайтесь известности — тогда будете жить да добра наживать. Ваше послание отравило мне жизнь в меньшей степени, чем все остальные. И за это да пребудет с Вами благословение несчастного трупа

Дж. Бернарда Шоу».

Одно из поздравлений Шоу получил через посольство Германии в Лондоне. Его поздравил немецкий министр иностранных дел доктор Густав Штреземанн. В своем ответе германскому послу Шоу написал: «Такая вещь никогда в жизни не придет в голову британскому министру иностранных дел, ибо, как Вам хорошо известно, в вопросах культуры мы нация варварская. Любое проявление интеллекта повергает нас в трепет. И мы убеждены, что искусство, доставляя тайное наслаждение, в основе своей аморально. По сему единственной акцией британского правительства в связи с моим семидесятилетием было строгое предостережение не пропускать в эфир ничего из того, что я произнесу по этому поводу».

На автора «Святой Иоанны» посыпались почести самого различного свойства. Вот, например, одна из них: «На моей родине, в Ирландии, получившей официальное наименование свободного государства, одна из моих книг попала в черный список. Я не сомневаюсь, что к ней присоединятся и другие, как только церковные цензоры пронюхают об их существовании».

Когда лейбористы пришли к власти, Шоу подсказал Рамзею Макдональду несколько кандидатур, заслужив их почетной награды от правительства. (Как вы помните, он уже помог кое-кому, в том числе Артуру Уингу Пинеро, обзавестись рыцарским достоинством.) Макдональд принял его рекомендации к сведению, спросив:

— А о себе вы не подумали?

— Ни за что на свете! Сладко ли вам было бы зваться сэром Рамзеем Макдональдом?

Лейбористы ему однажды намекнули, что в интересах дела партии не мешало бы иметь своего человека в Палате лордов. Он отвертелся, сказав, что герцогом ему не бывать, а что-либо помельче вряд ли прилично ему даже предлагать.

Друзья толковали ему, что уж без ордена «За заслуги» ему, во всякой случае, не обойтись, на что он сказал:

— А я себя уж наградил. Правда, сейчас этот орден дают просто «за старость», а в могиле я всего только одним пальцем…

Подобно Диккенсу, Карлейлю, Августу Мэинсу (знаменитому руководителю концертов классической музыки в Кристалл-пэлас), Шоу приравнивал свое имя к титулу. Не было, нет и не может быть сэра Бернарда Шоу или барона Эйот-Сент-Лоренского. Шоу придерживался того взгляда, что титулы придуманы для тех людей, чьи заслуги перед страной бесспорны, но самой стране не известны.

Точно такого же мнения был он и о торжественных обедах. Когда О’Коннор пригласил его на обед в честь Рамзея Макдональда, Шоу ответил: «Одна деловая поездка и хорошо развитое чувство юмора мешают мне принять Ваше приглашение отобедать в знак уважения к политическим заслугам Рамзея Макдональда. Принимая во внимание то обстоятельство, что оный джентльмен состоял в английских премьер-министрах, мне думается, его политические заслуги едва ли остались незамеченными. Если обед пройдет гладко, я бы рекомендовал в следующий раз отобедать в знак уважения к набожности папы Римского; еще раз покушать для утверждения Эйнштейна в его математических способностях; наконец, собраться за тарелкой супа, дабы обратить внимание на большое число верстовых столбов, стоящих на дуврской дороге. И уж совсем удачным начинанием может стать завтрак, где собравшиеся скушали бы напоминание о том, что я недурной драматург. Конечно, эти пиршества были бы как нельзя кстати скорее полвека назад, но что ж, в них греха нет, и, будем надеяться, вы неплохо повеселитесь».

Меня интересовало, нравился ли Шоу Макдональд: «Он не из тех, кто может нравиться или не нравиться. Много лет назад он был членом Фабианского общества. Тогда же он первенствовал и в Независимой рабочей партии. Так вот, все фабианцы считали его шпионом «независимых», а у «независимых» он слыл за фабианского агента. Мне вдруг пришло в голову, что так он себя погубит, и я очень откровенно описал ему сложившуюся ситуацию. Вы, надеюсь, согласитесь, что любого другого человека моя откровенность привела бы в ярость. Я ждал, что Макдональд порвет со мной окончательно и бесповоротно. И что же Вы думаете — он ничуть не обиделся за «шпиона», ответил мне умно, тактично, умиротворяюще — как настоящий дипломат. Тогда я понял, что его ждет большая политическая карьера».

В 1925 году Шоу была присуждена Нобелевская премия по литературе. Он расценил это как «знак благодарности за то облегчение, которое он доставил миру», ничего не напечатав в текущем году. Свой отказ от премии он мотивировал в письме постоянному секретарю шведской Королевской Академии: «Эти деньги — в сущности говоря, спасательный круг, брошенный пловцу, когда он уже благополучно выбрался на сушу». В этой связи хочется напомнить, что писал Честерфилду доктор Джонсон: «Покровитель, милорд, это человек, с равнодушием взирающий на беднягу, вступившего в смертельную схватку с волнами, но стоит тому достичь суши, от всей души дарующий ему помощь».