Берлинские похороны - [61]

— Очень мило, — сказал сотрудник Специальной службы. — Вы что-нибудь подобное ожидали увидеть?

Из соседней комнаты донесся веселый голос теледиктора: «Нет, боюсь что речь идет о письменном столе со специальными отделениями для бумаг, но благодарю вас, мистер Дагдейл из Вулвергемптона, что вы приняли участие в нашей викторине...»

— Он ударил меня со словами: «Получай, жид», — сказал я. Сотрудник Спецслужбы кивнул. Из телевизора послышались звуки фанфар и аккорды электрооргана.

Глава 38

Про игрока, который потратил два хода там, где требуется один, говорят, что он «потерял темп».

Лондон, воскресенье, 27 октября

— Пластырь у тебя на голове прекрасно смотрится, — заметила Джин.

— Квартира под колпаком? — спросил я.

— Полицейский сидит на полицейском, — ответила Джин.

— А белый «альпайн»?

— Не торопись, — сказала Джин. — У полиции достаточно дел и кроме борьбы с преступниками.

— Ты предупредила их, что это не терпит отлагательств?

— Так же, как и воскресная репетиция праздничной церемонии.

— Но если они там наткнутся на что-нибудь, введи это в систему, — сказал я. — Может оказаться важным.

Джин улыбнулась.

— Я не шучу, — сказал я.

— Знаю, — сказала Джин и снова улыбнулась. — Даже самых простых вещей не допросишься. Кайтли говорит, что ты против газетных сообщений, — сказала Джин.

— Кайтли, — подхватил я. — Он обожает газеты. А ведь иногда от них больше вреда, чем пользы, — они могут привлечь внимание к тому, что в противном случае никто и не заметил бы.

— Из этого громкое дело может получиться — нацисты и все остальное, — такие вещи любят, — сказала Джин.

— Иногда ты говоришь, как сотрудник пресс-службы, — сказал я. — Как только я закончу свое дело, они могут залепить свастиками все газеты. Может, это, в конце концов, и поможет.

— Поможет поймать человека, который очулочил тебя по голове?

— "Очулочил" — это очень хорошо сказано, — сказал я.

— Спецслужба привлечет его в соответствии с разделом 6[50].

— Хорошо, — сказал я. — Будет знать, как сдавать комнаты в поднаем.

— Кто он такой? — спросила Джин.

— Понятия не имею. Знаю только, что он не очень разборчив в том, кому сдает свою комнату.

— Что тебе известно о нем? — продолжала настаивать Джин.

— Что он агент Объединенной Арабской Республики и что он носит с собой пружинный нож.

— Откуда знаешь?

— Надо же ему чем-то намазывать маргарин на свои бутерброды, — сказал я.

— Я имею в виду ОАР.

— Догадка, — признался я. — У меня нет сомнений, что Саманта Стил работает на израильскую разведку, в какие бы личные связи с Валканом она ни вступала. Этот тип снизу весьма искусно подслушивал ее телефон в самом удобном месте, из чего я заключаю, что он убежденный антисемит, а может, и агент египетской разведки.

— Ужасное упрощение, — сказала Джин.

— Ты права, — согласился я, — но ничем другим я не располагаю.

— А что насчет неонацистов?

— Я, конечно, не специалист, но что-то не верится, будто эти ребята могут смыться, не забрав своих побрякушек.

— Остроумно, — заметила она. — Может, ты и прав. — И она бросила на меня один из своих редких восхищенных взглядов.

Глава 39

В Бирме и Японии генералом называют фигуру, которая у нас известна как ферзь, а в Китае и Корее гене ралом называют нашего короля.

Берлин, суббота, 2 ноября

Панков — это что-то вроде Хэмпстеда Восточного Берлина, район уютный и буржуазный; собаки ходят в попонках, а дети играют спокойно, без криков. Стены дома 238 были испещрены выбоинами от шрапнели, на широкой каменной лестнице меня встретили запахи Eisbein[51] и жареного лука.

Квартира 20 находилась на верхнем этаже. На маленькой медной бличке готическими буквами было выведено «Борг». Здесь жил экс-генерал вермахта Борг.

Дверь открыла молодая девушка. На ней был короткий передник с оборкой, такие носили в тридцатые годы. Комната, куда меня привели, была богато украшена, но скромно меблирована. Из овальной рамы на меня свирепо, по-тигриному смотрела женщина с гладко зачесанными назад волосами. Под большой фотографией сидел генерал-полковник Эрих Борг, командир танковой группы «Борг».

Генерал Борг был высокий и худой. Он сидел в старинном низком глубоком кресле, — торчащие локти и колени делали его похожим на засушенное насекомое. Он был совершенно седой и очень морщинистый, морщины разбегались в разные стороны от глаз и рта. Под правой рукой он держал блокнот и старинную авторучку. Левой он поднес высокий стакан чая с лимоном ко рту и отхлебнул осторожно глоток почти прозрачной жидкости.

У ног Борга стоял большой поднос с песком, на котором был смоделирован рельеф центральной Бельгии. Цветные деревянные палочки и булавки образовывали аккуратные ряды. Я подошел к подносу с песком и внимательно осмотрел его.

— Четыре пятнадцать пополудни, — сказал я.

— Отлично, — сказал Борг. Девушка внимательно наблюдала за нами.

— Как раз перед тем, как английская артиллерия открыла стрельбу залпами.

— Ты слышишь, Хейди, — сказал Борг и ткнул тростью туда, где был изображен прямоугольник Угумонта. — Кавалерия Нея несется к британским пушкам, пять тысяч всадников и ни грана разума. Они кричат «Vive l'Empereur!» и надеются на случай. Подскакав к орудиям, они не знают, что делать дальше, вы согласны? — Генерал смотрит на меня испытующе. Я говорю: