Берлинские похороны - [3]

Хэллам возвратился к патефону. Он погладил блестящую, безупречно чистую фанерную крышку и с удовольствием отметил, как тихо она открылась; британское — значит отличное. Он выбрал пластинку из своей большой коллекции. Там были все крупнейшие композиторы двадцатого века: Стравинский, Берг, Айвс. Он выбрал одну из записей Шенберга. Маленький черный диск был безупречен — гигиеничен и чист, как... Почему в природе не существовало ничего столь же чистого, как его пластинки? Он положил пластинку на круг патефона и поставил звукосниматель на самый ее краешек. Сделано это было очень искусно. Раздалось тихое шипение, и вдруг комната наполнилась прекрасными звуками «Вариаций для духового оркестра». Он любил эту музыку. Сев на стул, он поерзал, как кошка, чтобы найти самое удобное положение. «Как кошка», — подумал он, мысль ему понравилась. Вслушиваясь в переплетающиеся нити инструментальных звучаний, он решил, что, когда музыка закончится, он закурит сигарету. Прослушав обе стороны, он подумал: вот еще раз прослушаю обе стороны, тогда и закурю. Он снова откинулся на стуле, довольный своей выдержкой.

Он часто думал о себе как о монахе. Однажды в туалете своего учреждения он услышал, как один из молодых клерков назвал его в разговоре с кем-то «старым отшельником». Ему это понравилось. Он оглядел свою келью. Каждая вещь была здесь тщательно подобрана. Он ценил качество в старомодном значении этого слова. Как он презирал людей, которые обзавелись современной модной печью, но разогревают в ней только замороженные продукты из универсама. У него же была всего только газовая горелка, но ведь самое важное — это то, что на ней готовится. Свежие деревенские яйца и ветчина — это превосходно. Он тщательно жарил их на сливочном масле, хотя к транжирам себя не причислял. Очень немногие женщины умели жарить яичницу с ветчиной. Да и остальное тоже. Он помнил одну свою квартирную хозяйку, у которой всегда разливались яичные желтки, а на белках оставались черные жженые пятнышки. Сковороду как следует вычистить не могла, только и всего. Сколько раз он ей об этом говорил! Он подошел к умывальнику и взглянул в зеркало.

«Миссис Хендерсон, — произнес он отчетливо, — перед тем как жарить яичницу с ветчиной, сковороду надо чистить бумагой, а не просто мыть водой». — Он приятно улыбнулся. В этой улыбке не было ничего нервного, она приглашала к разговору. Именно такая улыбка и приличествовала ситуации. Он гордился своим умением подобрать улыбку к любой ситуации.

Музыка все еще звучала, но он все равно решил закурить, рабом патефона он ни за что не будет. Решение его будет компромиссным. Он закурит сигарету, но сорта «Бачеллор» — дешевых сигарет, которые он держал для гостей. Он гордился своим уменьем идти на компромиссы. Он подошел к сигаретнице. Там лежало четыре штуки. Он решил не трогать этих сигарет. Четыре — хорошее число. Да. Он взял сигарету из полной пачки «Плейерс №3», которую держал в ящике с вилками и ножами. «Тридцать девять, — подумал он вдруг. — Именно этот возраст я себе и укажу».

Звук оборвался неожиданно. Хэллам снял пластинку, сдул с нее пылинки, сунул в конверт и положил с нежностью на кровать. Он вспомнил девушку, которая дала ему эту пластинку. Рыжую девушку, которую он встретил в этом ужасном заведении под названием «Сэддл-Рум». По-своему приятная девица. Американка, весьма капризная, не очень следящая за своим произношением, но затем Хэллам подумал, что в Америке ведь нет приличных школ. Ему стало жаль девушку. Нет. Ему не жалко девушек, они все... плотоядные. И что еще хуже, некоторые и не очень чистые. Он подумал о человеке, которого Доулиш только что присылал к нему, он бы не удивился, если бы узнал, что этот человек учился в Америке. Хэллам взял на руки сиамского кота.

— Где твой маленький братец? — спросил он у него. Если бы они только могли говорить. Они были умнее многих людей. Кот потянулся, уперся лапами в плечо Хэллама и с треском выдернул когти из ткани костюма.

«Сотрудник секретной службы?» — подумал Хэллам. Он громко рассмеялся, удивив кота.

— Выскочка, — сказал Хэллам вслух.

Он почесал пальцем за ухом кота. Кот замурлыкал. Выскочка из Бернли — надменный необразованный клерк, который мнит себя величиной.

«Мы должны исполнять свой долг», — тихо сказал он себе. Долг правительственных людей, которые не должны обращать внимание на личные особенности правительственных служащих. Он предпочитал думать о человеке из секретной службы как о правительственном служащем, а не как о конкретной личности из крови и плоти. Он произнес вслух «правительственный служащий» и подумал, каким образом ввернуть эту фразу в следующем разговоре с этим человеком.

Хэллам вставил сигарету «Плейерс №3» в мундштук из настоящей слоновой кости. Потом прикурил, продолжая глядеть на себя в зеркало. Поправил пробор в волосах, сдвинул его чуть ближе к центру. Можно позавтракать и в кафе. Там хорошо готовят яичницу с жареным картофелем. Официант там итальянец, и Хэллам всегда делал заказ по-итальянски. Этим итальянцам не очень-то можно доверять, все дело в породе, решил он. Потом рассортировал мелочь и отложил десятипенсовик, чтобы дать потом на чай. Прежде чем уйти, он еще раз оглядел комнату. Фэнг спал. Пепельница, которой пользовался посетитель, была полна окурков. Иностранные, грубые, дешевые, паршивые сигареты.