Берлинские похороны - [12]

. Отсюда люди тайно переправлялись в ГДР или из ГДР. Это были люди, которых в Восточной Германии называли нацистами и о которых в Бонне предпочитали помалкивать.

Меня здесь, конечно, не очень ждали, но я представлял организацию, бывшую одним из источников финансирования организации Гелена — мне предложили кофе.

Один из одинаковых молодых людей надел очки в металлической оправе и сказал:

— Вы нуждаетесь в нашей помощи. — В этом ощущалось некое оскорбление. Я отхлебнул растворимого кофе. — Что бы вам ни требовалось, наш ответ да, мы это можем, — сказал очкастый. Он передал мне небольшой кувшинчик со сливками. — Что необходимо сделать в первую очередь?

— Не могу решиться, то ли Дувр взять в осаду, то ли Сталинград захватить.

Металлические Очки и еще двое улыбнулись, возможно, и впервые.

Я угостил их сигаретами «Галуаз», и мы приступили к делу.

— Мне надо кое-что переправить, — сказал я.

— Очень хорошо, — сказал Металлические Очки и вынул маленький магнитофон.

— Место отгрузки?

— Я постараюсь сам доставить груз в удобное место, — сказал я.

— Превосходно. — Он включил микрофон. — Место отгрузки отсутствует, — сказал он. — Куда? — обратился он снова ко мне.

— В один из портов Ла-Манша.

— Какой именно?

— Любой, — сказал я. Он снова кивнул и повторил мой ответ в микрофон. Кажется, мы нашли общий язык.

— Размер?

— Это человек, — сказал я. Никто из них и глазом не повел. Он тут же спросил:

— Добровольно или принудительно?

— Я еще не знаю, — сказал я.

— В сознании или без сознания?

— Если добровольно, то в сознании, если силой, то без.

— Мы предпочитаем в сознании, — сказал очкастый, прежде чем записать мой ответ на магнитофонную ленту.

Зазвонил телефон. Очкастый говорил отрывисто и властно, затем двое геленовских ребят надели темные плащи и спешно ушли.

— Стрельба у Стены, — пояснил очкастый мне.

— Там не шутят, — сказал я.

— Прямо у пропускного пункта Чарли, — сказал очкастый.

— Один из ваших? — спросил я.

— Да, курьер, — сказал очкастый. Он отнял руку от трубки: — Звонящий должен ждать на месте, если за полчаса с ним никто не свяжется, то снова позвонить сюда. — Он повесил трубку.

— Мы единственные, кто хоть что-то делает здесь в Берлине, — сказал очкастый. Другой парень, блондин с большой печаткой на пальце, подтвердил: «Ja», и они обменялись кивками.

«Со времени Гитлера?» — чуть не сорвалось у меня с языка, но я вовремя принялся за вторую чашку кофе. Очкастый достал карту города и наложил на нее прозрачную кальку. Потом стал рисовать кружки в восточной части города.

— Это самые удобные места для перехода, — сказал он. — Не слишком близко к границе сектора и все-таки не очень глубоко в советской зоне. В этом городе все может очень быстро вскипеть, особенно если вы схватили человека, которого разыскивает полиция. Иногда мы предпочитаем, чтобы груз отлежался где-нибудь в самой зоне. В любом месте — от Любека до Лейпцига. — У очкастого был легкий американский акцент, который время от времени проскальзывал сквозь его очевидный немецкий. — И мы должны знать об этом, по крайней мере, за двое суток. Но уж после этого мы берем всю ответственность на себя, даже если сама переправа и состоится не сразу. У вас есть вопросы?

— Да. Как я могу связаться с вашими людьми, находясь в восточной части Берлина?

— Вы должны позвонить по указанному номеру в Дрезден, и там вам дадут номер в Восточном Берлине, Мы меняем его каждую неделю. Дрезденский номер тоже иногда меняется. Так что перед отправкой туда свяжитесь с нами.

— Понятно, но разве нет телефонов, прямо связывающих две части города?

— Есть. Официально один. Он связывает русское командование в Карлсхорсте с Соединенным командованием на стадионе здесь, в Западном Берлине.

— А неофициально?

— Линии связи должны быть. Водопровод, электросети, канализация и газ — все эти службы должны говорить со своими коллегами в другой части города Ведь вполне может возникнуть чрезвычайная ситуация, но официально они не признаются.

— И вы этими линиями не пользуетесь?

— Очень редко. — Зазвучал зуммер. Он переключил тумблер у себя на столе. Я услышал голос спокойного молодого человека: «Да. Добрый вечер» — и другой, незнакомый мне голос: «Я тот человек, которого вы ждете из Дрездена». Очкастый включил что-то еще, и загорелся экран телевизора. Я увидел, как невысокий человек вошел в приемную, а потом и в ярко освещенный предбанник. Очкастый отвернул от меня экран телевизора.

— Безопасность, — сказал он. — Вы едва ли будете нам доверять, если мы познакомим вас с деталями другой операции.

— Вы чертовски правы, не будем, — сказал я.

— Так что если у вас все... — сказал очкастый, захлопывая толстую тетрадь.

— Все, — сказал я. Новых намеков мне не требовалось.

Он сказал:

— В этой операции вы будете служить связным офицером[6] Валкана. Его кодовое имя — Король, а ваше... — Он бросил взгляд на стол. — ...Kadaver.

— Труп, — перевел я. — Миленькое имечко.

Очкастый улыбнулся.

* * *

Вернувшись в отель «Фрюлинг», я задумался о Короле — Валкане. Меня удивило, что он был одним из лучших шахматистов Берлина, впрочем, от него можно было ожидать чего угодно. Я думал о моем кодовом имени — Kadaver — и о Kadavergehorsam, своего рода дисциплине, заставлявшей труп вскакивать и отдавать честь Налив себе виски, я смотрел вниз, на роскошные сияющие огни. Я начинал чувствовать этот город; и с той, и с другой стороны Стены широкие, хорошо освещенные улицы разделялись чернильными озерами темноты. Возможно, это был единственный город в мире, где человек в темноте чувствовал себя в большей безопасности.