Берлинская лазурь - [25]

«Теперь все будет по-другому, – пообещала она себе, – теперь я знаю, что дело не во мне, это не я требую много, это они маловаты».

Горячие струи воды приятно обжигали. Она старательно намыливала себя душистым кокосовым гелем. Каждый уголок, каждую впадинку, каждую клеточку, наслаждаясь тем, что ей принадлежит такое прекрасное тело. Оно действительно было идеально. Ни грамма лишнего веса, приятные упругие формы, бархатная кожа, эталонная осанка. Лиза зачем-то годами скрывала все это под мешковатой невзрачной одеждой, будто сознательно хотела сделать себя менее заметной. «Не вылезай, не высовывайся, будь скромнее, не привлекай внимания, не навлекай беду, не провоцируй, стесняйся своей сексуальности, это запрет, это постыдно, ты должна думать о семье и о доме, а не об удовольствии», – так внушали ей с самого детства. Родители, считавшие своим долгом сохранить давно не существующую семью ради ребенка, старались воспитать безэмоциональную машину. И первое время у них получалось. Она вышла замуж, на радость маме, в двадцать один. Надежный парень, приличная работа, квартира – тыл и каменная стена. Только чувствовала она себя, как в западне. Первый год был еще ничего, он души в ней не чаял и буквально носил на руках, забрасывал подарками и наряжал как куклу, а потом наигрался. Страстный бурный секс происходил все реже, а его отъезды с друзьями на рыбалку все чаще. Возвращаясь, он пах почему-то вовсе не рыбой, а чужими духами. Устав от его безразличия, Лиза тоже начала заводить романы на стороне, порой даже влюбляясь. Но выбраться из устоявшегося и даже в чем-то комфортного мира сил не хватало. Он явно замечал, и ему было явно все равно. И от этого было очень больно. Чтобы заглушить боль, Лиза обильно поливала ее алкоголем, прятала в работу и устраивала себе краткие, но искрометные курортные романы. Тем и жила. И это казалось нормально. Пока однажды ее напрочь не скосила очередная влюбленность. Тогда она сказала: «Хватит!» и через месяц уже развелась. Еще через два она переехала в свою собственную квартиру, продав доставшуюся в наследство старую бабушкину и взяв кредит на остаток. Квартира не знала ремонта последние лет двадцать. Только тихий центр и окна с видом на сквер вселяли надежду на будущий уют. В первые пару месяцев у нее не было сил ни на что. Она завесила старую мебель какими-то покрывалами, сменила шторы и жила как могла. Спала на продавленном диване, ела за сломанным столом, сидя на трехногой табуретке. Из всех кранов капала вода, старый холодильник гремел, как трактор, стиральная машинка отсутствовала. Но ей было все равно. Более того, наконец-то она чувствовала, что свободна. И счастлива.

А потом появился первый крупный заказ, денег от которого с лихвой хватило на ремонт. Затем еще парочка, и она поменяла всю технику и мебель. А еще через пару лет ей удалось расквитаться со всеми долгами и стать вполне зажиточной дамой. Завидной невестой. Вот только обратно в эту кабалу ей совершенно не хотелось.

Завтракать дома сегодня не хотелось тоже. Она открыла шкаф, выбирая, что бы надеть, и некоторое время недоумевала, кто и зачем купил ей эту невзрачную одежду, напрочь скрывающую достоинства ее фигуры. Что обидно, винить, кроме себя, было некого. «Решено: после завтрака – шопинг, – объявила она, – а пока пусть будет вот это». Она надела самую короткую юбку из имеющихся и стильную белую рубашку, позволив двум верхним пуговицам пребывать в бездействии, дабы не скрывать декольте. Прямо в ее доме располагалось кафе «Rе», вывеска которого была продублирована зеркально, из чего получалось непонятное, но будто написанное кириллицей слово «эЯ». Что было вдвойне забавно: в юности она однажды написала рассказ, героиню которого тоже звали Эя. Тот самый, рукопись которого, как оказалось, все еще хранилась у Миши. Фэнтези с претензией на философию, как ее понимают совсем юные, не испорченные жизненным цинизмом и сарказмом. Уезжая, Миша сказал, где можно найти заветную тетрадь, но Лиза пока оттягивала момент, когда, забравшись с ногами в кресло и набравшись храбрости, она сможет запустить эту машину времени.

Она вошла в кафе. Посетителей было немного – для ужина слишком рано, а обед прошел, и, уж конечно, она и не надеялась на завтрак. Каково же было ее удивление, когда она увидела в меню весь набор традиционной утренней еды: омлет, сэндвичи, мюсли и каши, круассаны, свежевыжатые соки. И все это без временных ограничений. Тех самых, пытающихся пристыдить «вставать-надо-было-раньше с восьми до двенадцати», или даже популярных берлинских «мы-все-понимаем до шестнадцати часов» и вот вам еще бокал шампанского в подарок. Здесь меню говорило человеческим языком, что предрассудков и правил нет. И только вы выбираете, что и в какое время употреблять внутрь. Хотите суп в восемь утра или йогурт в одиннадцать вечера – ваше право. Этим они купили Лизу с потрохами.

Она заказала капучино, большой апельсиновый сок и странный сэндвич с ветчиной и консервированным персиком. Неожиданное сочетание. Но сейчас ей хотелось чего-то, чего она прежде не делала. Тяга к экспериментам не отпускала с ночи. Заказ принял немолодой обаятельный мужчина в белой майке с простой надписью «Бог». Лиза улыбнулась, подобные принты обычно любило молодое поколение так называемых хипстеров. С одной стороны, они отвергали понты, а с другой – все больше в них погружались. Именно они любили увешивать себя громкими титулами «королей дизайна», «богов продакшна», «повелителей флэт уайта» или просто «самых стильных парней во Вселенной». Непуганые, даже не тридцатилетние, считающие, что эта музыка будет вечной, главное – всегда иметь при себе зарядку для айфона. Именно они обычно носили хороший простой хлопок с лаконичной надписью авторским шрифтом. А вовсе не такие, как этот официант (или хозяин), обслуживающий посетителей в моменты отдыха остального персонала. Заметив взгляд Лизы, он заулыбался и протянул ладонь для рукопожатия.