Беркуты Каракумов - [144]

Батырчик вертелся рядом, сияя перемазанной сливками рожицей. Но у меня не было сил приласкать ребенка.

Мать поставила передо мной чайник и пиалу.

— Поешь что-нибудь, сынок.

— Ничего не хочется, мама.

Я плеснул себе на донышко, но на этот раз ароматный чай не пробудил во мне никакого аппетита. Отставил чайник.

— Папа, а ты в Москве был?

— Да, сыпок.

— А там интересно?

— Очень.

— А ты возьмешь меня в Москву?

— Обязательно, Батырчик.

— А ты дядю Ленина видел там?

Мать горестно вздохнула, легонько шлепнула Батырчика.

— Иди-ка ты, Батыр-джан, спать. Да в ванную не забудь заглянуть. Ты ведь уже поел? Потом будешь вопросы задавать. Папе отдохнуть нужно с дороги.

Ребенок отправился в ванную.

— Была тут Наргуль Язова и сказала, чтоб ты непременно зашел. Вот, оставила, — протянула мать какую-то открытку. — Говорит, сон видела, будто ты должен приехать сегодня или завтра.

Я взял в руки золотистый квадратик — это был пригласительный билет на свадьбу Марал и Будулая. Честно говоря, я последнее время совсем забыл о них. А ведь Будулай вырвал меня из лап смерти. Это он вытащил меня из огня.

Они узнают, что я приехал накануне свадьбы, и если не зайду и не поздравлю — обидятся. Кстати, увижу там Наргуль, Ата Кандымовича, да и других знакомых встречу… И хотя тяжело на душе, идти надо.

Я достал сигарету.

— Никак ты курить стал, Мерген-джан?

— Да, мама. В больнице научился. Там в палате товарищ мне попался, курящий… Сперва так, от скуки попробовал, потом за компанию. А теперь привык.

Мать опять вздохнула.

— Ну что ты, мама? Я брошу. Скоро брошу… А сейчас я пойду, хорошо?

— Пап, ты куда? Можно я с тобой?

— Тебе скоро спать ложиться. Поздно. А я скоро вернусь.

— А можно, я сегодня с тобой буду спать? Можно, бабушка?

— Можно, сынок, можно. Я вам вместе постелю.

— Пап, а ты вернешься к концу "Спокойной ночи, малыши!"?

— Постараюсь. Но ты меня не жди, ложись. А я приду и тихонько лягу с тобой рядом. Хорошо?

— Ладно. Но ты сразу меня разбуди, когда вернешься.

— Я тебя обниму, ты и просеешься. А сейчас я пойду.

Мать погладила Батырчика по головке и вытерла глаза кончиком платка.

— Соскучился, бедный ребенок. — Голос у матери дрогнул. — Что ж, он все с бабушкой да с бабушкой, а ему хочется… — Она махнула рукой. — Идем, Батыр-джан. Мы с тобой сейчас телевизор включим, посмотрим, какая там передача…

— Да, бабушка, идем, идем скорей. — Батырчик потянул ее за передник…

— Да, детка, сейчас… Мерген, поди-ка сюда, — Мать решительно направилась в свою комнату.

Я последовал за нею.

Небольшим ключиком, который висел у нее на шее, она открыла узорчатый сундук. В большом ярком платке, завязанном в узел, лежали отрезы шелковой и атласной материи, шерстяные платки, искусно вышитые женские шаровары.

— О-о-о!.. Да ты, я вижу, мама, богатая! Не сундук — клад! Чего здесь только нет!

— Э, сынок, как говорится, благое намерение — половина богатства. Вот потихоньку собирала все это в надежде, что аллах пошлет когда-нибудь в мой дом хорошую невестку. Может, встретится еще тебе порядочная, скромная девушка, приведешь ее в дом женой. День и ночь молю аллаха…

Слова матери были наполнены горечью и воспринимались мной как упрек. Мне расхотелось идти на свадьбу. Что мне там делать? Все-таки я любил Марал… Конечно, все это уже в прошлом. У меня есть моя Наргуль. Но видеть, как Буду-лай в черном торжественном костюме сидит рядом с Марал, а она в белоснежном платье невесты, веселая, красивая… Все будут кричать им "горько!". А они… Нет. Мне это будет неприятно… Ведь я когда-то мечтал, чтобы Марал вот так сидела рядом со мной и нам кричали "горько!". Что же, взамен любви она мне предложила дружбу. Я не вправе обижаться или винить ее… Сердцу не прикажешь. И Будулай… Я очень благодарен ему за то, что он спас меня от пожара. А Торе-ага, приемный отец Будулая, всегда ко мне хорошо относился, помогал советом, поддерживал. Он простит меня, а может быть, и поймет. А потом, мало ли кто окажется на этой свадьбе! Выпьет да ляпнет про наши с Марал прежние отношения или что-либо в этом роде. Всем будет неудобно. К тому же неизвестно, как это воспримут Наргуль и Будулай.

Уговаривая так себя сам, я вспомнил притчу о том, как некий проходимец угнал чужого ишака из горного аула Нохур. Он перегнал ишака в другой аул и попытался продать.; Покупатель спрашивает:

"А твой ишак довезет до Геок-Тепе?"

"До Геок-Тепе он даже не устанет!.."

"А до Бахардена на нем можно доехать?"

"Запросто. Даже без передышки".

"А до Нохура?"

"А на кой черт тебе сдался Нохур? Что, тебе больше ехать некуда?.."

Сигарета догорала и жгла пальцы. Я швырнул окурок в открытое окно. Мать молча смотрела на меня. Сколько же это длилось?

— Знаешь, мама, мне что-то не хочется идти на свадьбу. Я, пожалуй, останусь дома.

Наверное, она поняла, что творилось у меня в душе.

— Да, сынок, ты, должно быть, устал с дороги. Отдохни…

— Нет, мама. Лучше я схожу проведаю Шохрата…

— Воля твоя, сынок. Как хочешь…

Из-за этой свадьбы я совсем забыл о Шохрате. Ругал себя в душе за бессердечность, за то, что мог целых полчаса не думать о друге. Мысли о Марал, о свадьбе, о Наргуль вытеснили беспокойство о нем. Как я мог? Ведь все, что с нимслучилось, — все это из-за меня. Только бы с ним все было благополучно…