Беркут - [9]
И вот настал тот день, о котором я рассказал в самом начале…
Сели в галошу
— Эй, Мурад, ты дома?
Я уже битый час сидел над задачкой, и она никак не получалась. Чем больше я ломал голову, тем больше запутывался.
Услышав голос Рахмата, я облегчённо подумал: «Пойду погуляю немного».
Я подошёл к окну и выглянул на улицу. Рахмат стоял, засунув руки в карманы, и рот его разъехался в улыбке.
Увидев, что я дома, он перемахнул через клумбу и взобрался на подоконник.
— Ну как вчерашнее дело? — спросил он.
— Как договорились, так и будет.
— Дай руку! Вот так. Ой-ой, не жми слишком, у меня на пальце болячка. — Рахмат выдернул руку. — Знаешь, что я придумал? Закачаешься! Как это мы вчера не догадались? На базар надо идти. На базар, понимаешь? Все старые люди вечно ходят на рынок, так они любят это дело.
— Ве-ерно! И что мы об этом раньше не подумали?
— То-то, — произнёс Рахмат, очень довольный, и начал рыться в карманах. — Вот тебе ключи. Возьми их. Мама говорила, что сегодня рано вернётся. Отдашь ей. Я слетаю на базар. А ты жди меня, никуда не уходи, ладно?
— Ладно.
Рахмат соскочил с подоконника и вылетел на улицу. Я вернулся к столу. Проклятая задачка опять не выходит. Потому что в голове вертится и базар, и задачка, и то, что мы решили посадить Максуду в галошу. «Решу эту задачку вечером», — подумал я и захлопнул задачник.
Подвинув стул к окну, стал смотреть на улицу.
Солнце жжёт вовсю. И ни ветерочка. Тополя бессильно повесили привядшие листья. От жары попрятались даже воробьи. Только какая-то девочка сидит у арыка, болтает ногой и брызгает сама на себя.
Мимо, отворотив нос, прошла Максуда. Я ей погрозил кулаком:
— Мы с тобой поговорим ещё!
Скоро перестанет нос воротить эта вредная девчонка!.. Когда впервые появилась здесь, была тише воды, ниже травы.
Но Рахмат сразу раскусил её. «Вот пообвыкнет она немного, — сказал он тогда, — и ещё выкинет номер». И угадал. Да первым сам же попался.
А было это так: Максуда стояла у дверей. Рахмат, волоча сумку на ремне, протопал в класс.
— Погоди, — остановила она. — Сегодня я дежурная. Покажи руки.
У Рахмата глаза на лоб полезли.
— При чём тут мои руки? Займись своим делом, вытирай доску.
— В школе, где я училась, без проверки никого не пускали в класс.
— Да, но здесь этого не делают, — бросил сердито Рахмат. — Можешь вернуться в эту свою школу. Никто тебя здесь не держит. Отстань и дай пройти, а то знаешь…
Максуда и не подумала отстать. Она глядела ему прямо в глаза, выжидающе выгнув брови.
— Нет, в класс не попадёшь, пока руки не покажешь.
Рахмат поднял сумку, чтобы треснуть эту упрямую девчонку по голове, но раздумал. Потому что Максуда вплотную подошла к нему и сказала:
— Ударь, ну-ка, попробуй ударь, я тебе все глаза выцарапаю. Лучше бы когти остриг, чем в драку лезть! Гляди — вырастил, как ложки…
Если бы в конце коридора не показалась учительница, Рахмат бы не удержался.
Он выхватил из рук Максуды ножницы и ушёл.
Начали рассаживаться. Проходя мимо доски, я незаметно стянул тряпку и засунул её в карман. Рахмат вернулся после переклички. Я показал ему оттопырившийся карман.
— Посмотри, что сейчас будет, — прошептал я. — «Де-жур-ная»!
— Молодец, Мурад!
Учительница подошла к доске и, не найдя тряпку на обычном месте, стала искать на полу.
Красная от стыда, поднялась Максуда.
— Я же недавно мочила тряпку…
— В той твоей хвалёной школе, видно, пишут пальцами и руками вытирают! — крикнул Рахмат с места и тут же притих: учительница укоризненно взглянула на него.
Максуда принесла другую тряпку. Мы торжествовали. Ведь здорово проучили эту «де-жур-ную»!
А что было на переменке! Она чуть не плакала, так мы доводили её. Сами, правда, тоже взмокли, словно в бане сидели целый час. И тут неважно получилось. Я вытащил платок и вытер лицо. И эта Максудка вдруг подскочила ко мне:
— Как бы ни было, но в нашей школе никто не носил в кармане вместо платка тряпку, которой доску вытирают.
Страшный хохот поднялся.
А мы-то думали, что посадили эту девчонку в галошу.
— Осёл! — сказал мне Рахмат и выбежал из класса.
— Ты сам осёл! — крикнул я вслед, хотя знал, что неважно у меня вышло.
Но кто мог запомнить, что вместе с платком и тряпка лежит в кармане!
Рахмата я догнал у дома.
— Подожди же! Ну, виноват я, забыл! Что ж теперь делать?
Рахмат остановился.
— Стенную газету видел?
— Нет. — У меня ёкнуло сердце и покатилось вниз, а потом подскочило, словно мячик, который ударился об пол. — А что?
— Да изобразили нас…
— Это её рук дело! — вскрикнул я. — Этой… этой выскочки. Я ей покажу ещё…
— А что ты сделаешь?
— Сам знаю, — сказал я. — Побью, да так побью…
— Не побьёшь, — уверенно проговорил Рахмат. — Я тоже вначале так думал. И не смог. Она так глянула в глаза, что ноги ослабели.
Я промолчал. Потому что знал: Рахмат прав.
— А что там написано? — спросил я потом. — И карикатура есть?
— А как же! — Рахмат снял сумку и повесил на другое плечо. — Мы с тобой лежим на парте. Ниже — объявление: «У кого есть дед или бабушка, пусть они придут помогать Рахмату и Мураду. Бедняжки очень нуждаются в помощи престарелых людей».
Помолчав, Рахмат добавил:
— Если бы ты тогда согласился, этого могло не быть.
