Березонька - [66]

— Очень обязан буду, — повторил командир роты. — Дай пару залпов.

«А я-то на твою линию связи рассчитывал», — горько усмехнулся Давид Исаевич.

И вот он уже ползет навстречу летящим огонькам. Эти светлячки — трассирующие пули. Кажется, что кто-то вблизи зажигает спички и искры сыплются на землю. Давид Исаевич держал в ладонях две гранаты. Немного мешает ему ползти автомат, болтающийся на шее. Сколько времени прошло? Минута? Вечность?

Когда Давид Исаевич подполз к вражескому пулеметному гнезду и приподнялся, чтобы швырнуть гранату, один из фашистских пулеметчиков заметил его, что-то крикнул, но поздно: раздались подряд два взрыва, и в то же время что-то невидимое со страшной силой ударило Давида Исаевича в плечо.

17

Возле красного уголка с двумя связками книг стояла Анна Арнольдовна. Она не спешила зайти туда, потому что видела в полутьме коридора Коростенского. Двигался он что-то слишком медленно, едва переставлял ноги. Издалека могло показаться, что он пьяненький. Однако Норшейн знала, что он не пьет. Потому-то и смотрела на него с изумлением.

Поравнявшись с Норшейн, Давид Исаевич остановился, встряхнул головой, чтобы вернуться из своих воспоминаний и прийти в себя. После этого он наклонился и прочитал надписи на корешках томов в связках Анны Арнольдовны.

— Изнемогаете под тяжестью науки? — произнес он.

— Коню овес не ноша, — засмеялась Анна Арнольдовна. — Изводишь единого слова ради тысячу тонн словесной руды.

— А я-то думаю-гадаю: где литературоведы набирают для своих трактатов столько словес? — улыбнулся Коростенский. — Весьма просто, оказывается: друг у дружки занимают.

— А как же иначе? — парировала Анна Арнольдовна. — Однако с толком, умеючи делают это. По бородатой аспирантской заповеди: «Не занимай у одного автора — это называется плагиат, и у двоих — не одалживайся, такое назовут компиляцией». Тащить — так не менее чем у трех сразу — тогда и сочтут диссертацией. Не менее чем у троих, Давид Исаевич. — Она опустила связки книг на пол, элегантно поправила обеими ладонями коротко подстриженные волосы: — Набрала уйму беллетристики и ума не приложу, как домой доставлю — льет, будто из ведра.

И опять Коростенский почувствовал, что эта женщина с переменчивыми глазами заставляет его держаться настороже. Давид Исаевич погладил усы.

Любопытно, что разные стихии могут уживаться в одном человеке. На днях жена познакомила его со статьей Норшейн, которую кафедра рекомендовала опубликовать. Статья была небольшая, около печатного листа. Перевернув последнюю страницу и прихлопнув ее машинально ладонью, Давид Исаевич понял, что ему хочется еще раз побередить рукопись. «Незаурядно!» — с удивлением подумал он. Труд Норшейн был полон оригинальных мыслей. Красиво сделала его Анна Арнольдовна. Почему он до сих пор не сказал ей об этом своем впечатлении, Давид Исаевич не мог себе объяснить. Значит, скажет сейчас:

— Прочитал недавно ваш манускрипт о взаимоотношениях Флобера и Толстого. Впечатляющая работа!

— А меня что-то в статье не удовлетворяет, — покраснела от удовольствия Анна Арнольдовна. — Что именно, не пойму. Когда пишешь, все кажется великолепным. Начнешь править — половину вычеркнешь. Я написала статью быстро и сразу же отдала на кафедру — торопили. Оттого и недовольство. От статьи отдохнуть надо было, отойти. Потом вернуться и опять по ней пером, да пешочком, без спешки. Незавидная доля мучить себя до мастерства, а никуда не денешься.

С любопытством посмотрел на нее Коростенский.

— Если вы репетировать, то начинайте, а то скоро студенты подойдут, — сказал он, немного помолчав.

— Э, этого опасаться не стоит. Времени мне хватит. Ваши любимцы, извините, не торопятся никуда, ни на лекции, ни на занятия вашего факультета — вообще не спешат учиться. Я сегодня зашла в общежитие, к студенткам второго филологического, и лишь одну, понимаете, одну, видела с книгой. Тогда я специально уж заглянула к ребятам с индустриально-педагогического факультета — двое потеют у чертежных досок, остальные — гуляют где-то. Не лучше и на первом курсе факультета учителей начальных классов. Я беседовала с этими первокурсниками. «Как у вас обстоят дела с наукой, девочки?» Смеются: «Грызем!» «Слишком много заданий получаем, — отвечают. — Столько надо сделать, что ничего не делаем». Я удивляюсь: «Так-таки и ничего?» «Боже упаси! — хохочут. — Если нас заставляют, вынуждены поворачиваться. Студент найдет всегда время, если на него как следует нажать». Вот так. Как вам это нравится?

— Совсем не нравится. Но я думаю, вы сильно преувеличиваете, — возразил Давид Исаевич. — Каждый думает, что его поколение было лучше…

— Люблю оптимистов, — улыбнулась Норшейн.

— Не буду вас больше отвлекать, — шаркнул ногой Давид Исаевич.

Но Анна Арнольдовна задержала его:

— Могу вам сообщить хорошую весть. Пришло приглашение на совещание деканов факультетов общественных профессий. Так что готовьтесь ехать в Ленинград.

Давид Исаевич просиял:

— Великолепно! Моя мечта!

— На ловца и зверь бежит. Как раз уточните: своим делом мы заняты или нет?

— Непременно.

— Намнут вам там, надеюсь, бока за ваши безбожные речи.